Стихотворения. Проза

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я не хочу тут. Я хочу в столовую.

Но бабушка уж не слушает меня, она уходит и запирает дверь на задвижку.

Я стучусь в дверь и продолжаю кричать: — гадкая, гадкая! И Алеша твой гадкий! Я не люблю вас! Я возьму и убью вас! — Я еще долго кричу и стучу, но никто не приходит. Усталый, с разбитыми кулаками, наконец я отхожу от дверей и забиваюсь в угол, — мое любимое убежище во всех случаях жизни.

Они забыли меня, они нарочно забыли меня. Что ж, хорошо, я и без них проживу. Я теперь большой, заберу все мои вещи и убегу тихонько из дому. Пускай они тогда ищут меня, пускай плачут; я уйду далеко, далеко. Я приду к разбойникам, они примут меня, выберут своим атаманом. У меня будет лошадь, я возьму всех разбойников, мы приедем домой. Они все испугаются, а я...

— Что же, ты теперь успокоился, — вошла ко мне бабушка.

— Нет!

— Нет? Тогда сиди еще один, — бабушка повернулась, чтобы уходить.

— Бабушка, милая, прости меня, не уходи. Я больше никогда не буду! — бросаюсь я к ней.

— Глупый, глупый, — говорит бабушка, наклоняясь ко мне, — я не знала, что ты у меня такой глупый, из-за места столько шума поднял. Ну, идем в столовую, извинись перед Алешей и забудем обо всем, хорошо?

Я ничего не отвечаю, только прижимаюсь крепче и целую бабушку.

*

С приездом бабушки жизнь наша мало изменилась, так же по утрам приходила к нам Ольга Николаевна; в те же игры играли мы днем; так же гуляли или с няней, или с мамой, только по вечерам собирались в бабушкиной комнате, где на маленьком письменном столике, обитом темно-синим сукном, стояли две свечи с зелеными ширмочками.

Когда мы, после обеда, приходим к бабушке, на столике уже готовы четвертушки бумаги, резинка и карандаш. Бабушка сидит на диване и вяжет чулок, быстро шевелятся ее пальцы, только спицы иногда стучат друг об друга. Мы сидим молча, разве иногда кто-нибудь спросит у другого резинку или у бабушки очинить карандаш, — тогда бабушка отложит в сторону свое вязание, достанет из кармана ножик, возьмет приготовленный на этот случай листок старой газеты и осторожно над ним станет чинить. Но вот кто-нибудь первый окончит картинку, обыкновенно это бывает Алеша, он всегда рисует дорогу, лесок, избушку со струйкой дыма из трубы и заходящее солнце с лучами во все стороны, и крикнет:

— Бабушка, посмотри-ка, что я нарисовал.

Бабушка так же спокойно отложит чулок в сторону и возьмет рисунок. Она — строгая, сразу она не похвалит, всегда найдет что-нибудь.

— Что же это у тебя окна в разные стороны покосились, в таком домике и жить нельзя.

— Где?

— Да вот тут. Что это за кривуля такая?

— Это Верочка меня толкнула, оттого так и вышло.

— А ты поправь. Резинка у тебя есть, куда торопиться, времени-то еще много.

Алеша, сконфуженный, берет свой рисунок и начинает его исправлять; этим временем пользуемся я или Костя и даем бабушке наши произведения. Костя рисует корабли или поезда; я подражаю Алеше, мне нравится, как он рисует дорогу, поле и лес, и сам стараюсь так же нарисовать, но у меня выходит плохо, я сам сознаю это.