МАРИ
— Няня, няня, а мы солдат видели, на лошадях все, и музыка играла, — вбежал я в детскую, не раздеваясь, спеша поделиться с няней только что виденным во время прогулки.
— Чего не раздевшись пришел, ишь на полу наследил, за вами убрать не поспеешь, — встретила меня няня ворчливо, вместо того чтобы обрадоваться со мной, как это она обыкновенно делала.
Я остановился в смущении, не зная, что сказать и что делать.
— Подожди, теперь вам не долго баловаться с няней; вот приедет немка, тогда вспомните няню.
— Какая немка?
— Какая? Вот такая, самая настоящая, будет вас за вихры драть да по углам ставить. Няня ваша стара, видно, стала, так ее по боку. Тридцать лет жила — хороша была; барина, папу вашего, безо всякой немки вырастила, а что, хуже он от того что ли, вишь, какой сокол вышел. Ну, да что там говорить, ступай-ка, раздевайся скорее.
Я, смущенный, иду в переднюю, там Алеша возится с калошами, стараясь освободить ногу из узкого ботинка.
— Алеша, у нас немка будет, няня сказала.
— Я давно знаю об этом, только не говорил никому.
— Я не хочу немку, она за волосы таскать будет и по углам ставить.
— Это, положим, я тогда такой скандал устрою, что она у нас недолго останется.
— Правда, ведь нам никакой немки не надо; у нас няня и Ольга Николаевна, и нам больше никого не надо.
— Я прямо скажу ей, что все немцы — дураки, потому что они по-русски не умеют; пусть она жалуется, я никого не боюсь.
— Я возьму мою саблю и убью ее, если она няню обижать будет. Я так и няне скажу, пускай она не думает, что мы хотим немку.
Когда мы пришли в детскую, няня заправляла лампаду и чуть слышно ворчала:
— Ох, грехи наши тяжкие, Царица Небесная, Никола Угодник, недаром, видно, сон мне намеднись снился, будто стою это я у обедни, молюсь Матери Пречистой, а вдруг передо мной покойница Вера Александровна, и грустная такая. Матушка барыня, голубонька, откуда пожаловала? А она хоть бы словечко в ответ, улыбнулась только, да так жалостливо, и ямочка на щеке. Ну, думаю, — не к добру вот, так и вышло. И на что им немка. Много ли толку в немках, только и будет хвостом вертеть туды-сюды да языком щелкать. Эх, жила бы покойница, разве ж она пустила бы немку, а эта все по-своему поставить хочет, даром что — московская.
— Няня, ты про кого это?
— А вы уж тут как тут. Я-то думала никого нет.
— Няня, кто это московская?