Стихотворения. Проза

Алеша молчит.

— Ты знаешь?

— Да.

— Почему же ты ничего не отвечаешь?

— Я думаю. Мне кажется, что ты можешь есть, ведь ты не обещался, как я. Бабушка говорит, что можно, а что нельзя. Бог услышал, как я сказал, что буду говеть, теперь, если я поем, я согрешу снова, и мне придется опять исповедоваться.

Мы опять молчим, последний уголек вспыхнул и свалился, стало темно, только свет от уличного фонаря колеблется на потолке.

Алеша ворочается на диване, мне грустно. Я устал сидеть на полу, но куда идти. Там еще не кончили обедать. Вдруг я слышу заглушенный плач, я встаю, дохожу ощупью до дивана.

— Ты плачешь?

— Ах, оставь меня, мне так есть хочется.

— Алеша, — шепчу я, — ты не плачь, мне тоже есть хочется, но я не буду есть, чтобы тебе легче было.

12

ОТЪЕЗД В ДЕРЕВНЮ

Каждую весну, как только начинают зеленеть деревья и устанавливается теплая и сухая погода, мы уезжаем в деревню.

Перед отъездом мама целыми днями сидит в спальне перед сундуками, разбирая и укладывая нужные для лета вещи.

С окон снимаются шторы, мебель из гостиной выносится на двор, выколачивается и, возвращаясь на старое место, покрывается чехлами; зеркала и картины затягиваются простынями, окна замазываются мелом.

Приносятся ящики, дворники заколачивают их и обшивают рогожей. Куски бумаги, клочья сена, рогожа, веревки, гвозди разбросаны по всей квартире, а нам весело в этой суете и шуме, мы ходим от одного ящика к другому, из комнаты в комнату, нам дела нет до того, что мы мешаем большим, нам весело, мы уезжаем в деревню.

Накануне отъезда все упакованное выносится, комнаты пустеют, становятся больше, и звонко раздаются в них шаги, а голоса звучат громче обыкновенного, и мы нарочно стучим и кричим, бегая по комнатам, чтобы услышать веселое эхо. Часть наших кроватей едет вместе с нами, и потому я с Алешей последнюю ночь спим в гостиной на диванах, обставленные стульями, чтобы не упасть. С непривычки ли, или оттого, что в гостиной сняты шторы и белая ночь смотрит во все окна, или оттого, что боишься проспать час отъезда, я плохо сплю, ворочаюсь с боку на бок и не могу найти себе удобное положение.

Вот кукушка в столовой прокуковала четыре раза, в комнате совсем светло, я выскакиваю из моей клетки и иду к окну, осторожно открываю первую раму, замазанную мелом, сажусь на подоконник и смотрю на улицу.

На улице никого нет; белая, сонная и странная, протянулась она, точно покойник, упираясь в Неву, а там золотая острая игла с маленьким корабликом, я ясно вижу его и даже различаю мачты на бледно-зеленом небе.

— Сегодня мы едем, — вертится в голове, — только бы не опоздать.