— Всех дольше он держал Костю.
— Понятно, Костя уж совсем большой.
— Теперь до завтра говейте, до причастия ничего нельзя кушать, — говорит няня.
— Как можно, что вы, Дарья Федоровна, — заступается за нас бабушка, — это нам с вами нельзя, а им-то все можно, ведь они еще дети.
— Все равно я ничего есть не буду, — гордо заявляет Алеша.
Я молчу, сегодня к обеду готовят жареную корюшку, мое любимое постное блюдо, мне трудно отказаться от него. Все-таки, когда подают обед, я нарочно остаюсь в детской.
Мари зовет меня обедать, но я только качаю головой и сажусь за стол, открываю попавшуюся книгу и не могу читать. Из столовой доносится стук ножей об тарелки, слышатся веселые голоса. Я стараюсь не думать об еде и чем больше стараюсь, тем сильнее хочу есть.
Приходит няня, — Шурочка, ты что же не идешь кушать или говеть хочешь? Ах, ты, подвижничек мой, ну что же, терпи, терпи, и Христос терпел.
Нянины слова меня не успокаивают, напротив, только сильнее возбуждают желание есть. Я не хочу быть подвижником, я совсем не потому не иду обедать, а просто так. Если Алеша может говеть, то и я могу.
Я закрываю книгу, иду в папин кабинет, чтобы подальше быть от столовой.
В кабинете догорает камин, я сажусь на пол, обнимаю колени и смотрю на красные уголья.
— Что, ты тоже говеешь? — спрашивает меня Алеша. Он, как и я, должно быть, укрылся в папин кабинет подальше от соблазна.
Я вздрагиваю от неожиданности, я не видел его, когда вошел в кабинет.
— Да.
— Это совсем не трудно, только не надо думать об еде.
— А как не думать?
— Очень просто, когда ты почувствуешь голод, ты начни вспоминать какое-нибудь стихотворение или считай.
— Тебе хорошо говорить, когда ты так много стихов наизусть знаешь, а мне Ольга Николаевна никогда не задает учить их.
Мы умолкаем, угольки в камине покрываются белым налетом и угасают один за другим.
Алеша, — говорю я с тоскою, — почему грешно есть перед причастием?
ebooksa