Деронда пожал протянутую Мордекаем руку, и они расстались.
Глава VII
Можно позавидовать тому энтузиазму, с которым Деронда покупал Мордекаю новую одежду и радовался воображаемому эффекту, который тот произведет, облачившись в серую фланелевую рубашку и коричневый халат, похожий на францисканскую рясу. При этом главная забота заключалась в том, чтобы чистая радость встречи Майры и брата не была нарушена хотя бы малейшим тревожным впечатлением. И все же, обстоятельно подготовившись, Деронда усомнился, не подменяет ли возвышенный эффект более низким: разве Майра не способна, подобно ему самому, острее ощутить исключительность брата среди бедной обстановки? Однако существовали еще и Мейрики, которых следовало расположить к этому излишне погруженному в иудаизм брату, и Деронда ощутил стремление убрать с глаз долой все, что могло возбудить в них неприязнь к евреям.
Склонность его укрепилась бы еще больше, если бы он услышал тихий разговор миссис Мейрик с детьми после того, как Майра ушла в свою комнату.
Помешивая угли в камине, миссис Мейрик распорядилась:
– Кейт, задуй свечу. Пришла пора всем уютно устроиться у огня. Ганс, дорогой, прекрати в девяносто девятый раз смеяться над этими стихами и сядь вместе с нами. Я должна сообщить вам нечто важное.
– Можно подумать, я этого не заметила, мама. Я давным-давно все поняла по твоим глазам и притворным хлопотам, – отозвалась Кейт.
Девочки устроились возле огня, поставив ноги на каминную решетку, а Ганс сел на стул задом наперед и уперся подбородком в спинку.
– Что же, если ты так проницательна, то, может быть, уже знаешь, что брат Майры нашелся! – заявила миссис Мейрик как можно отчетливее.
– Черт возьми! – мгновенно отозвался Ганс.
– Ганс, что ты говоришь? – возмутилась Мэб. – Представь, что мы потеряли тебя.
– Я не могу не огорчаться, – призналась Кейт. – А ее мама? Где она?
– Ее мама умерла.
– Надеюсь, ее брат не плохой человек, – вставила Эми.
– А я надеюсь, что он не ассириец из Хрустального дворца, состоящий из улыбок и драгоценностей, – скептически добавил Ганс.
– Бывают ли на свете более бесчувственные дети? – воскликнула миссис Мейрик. – Вы совсем не думаете о радости Майры.
– Ты же знаешь, мамочка, что Майра почти не помнит брата, – возразила Кейт.
– Люди, потерянные двенадцать лет назад, не должны возвращаться, – заявил Ганс. – Они всегда мешают.
– Ганс! – укоризненно остановила миссис Мейрик. – Если бы ты потерял меня на двадцать лет, я бы подумала…
– Я сказал «на двенадцать», – перебил ее Ганс. – Двенадцать лет – то время, после которого потерянные родственники должны оставаться потерянными.