Даниэль Деронда

– Нет, вовсе нет. – Майра слегка покачала головой. – Конечно, я разочарована тем, что многие леди заявили о намерении пригласить меня, чтобы учить их самих или дочерей, но не сдержали слова. Возможно, после каникул я начну преподавать в нескольких школах. К тому же теперь я богата, как принцесса. Я еще не притронулась к подаренным миссис Клезмер ста фунтам. А Эзра никогда не останется без опеки и помощи мистера Деронды, который сказал: «Сочту высшей честью, если ваш брат разделит со мной все, что имею». О нет! О таких вещах, как пища и одежда, нам с Эзрой незачем беспокоиться.

– И все же что-то тебя гнетет, – прозорливо заметила миссис Мейрик. – Очевидно, ты опасаешься за ваше душевное спокойствие. Не предвосхищай зла, дитя мое, если не можешь его предотвратить. Тревога бесполезна, если нельзя превратить ее в защиту. К сожалению, есть на свете события, от которых защититься невозможно. Готова ли ты признать, что сейчас поводов для тревоги больше, чем месяц назад?

– Да, готова, – ответила Майра. – Эзре я ничего не сказала. Не решилась. Простите за то, что чувствую необходимость признаться вам. Я абсолютно уверена, что видела отца.

Миссис Мейрик покачала головой и крепко сжала руки, чтобы удержаться от худших эпитетов в адрес этого человека.

– За последний год он заметно изменился, – продолжила Майра. – Помните, я рассказывала, что он часто плакал и всегда казался возбужденным? Я повторила Эзре все, что говорила вам, и он сделал вывод, что отец пристрастился к азартным играм. Именно от этого люди легко впадают в отчаяние. Я видела отца лишь мельком – его лицо стало совсем изможденным, а одежда потрепанной. Рядом с ним шел человек еще более неприглядного вида и что-то держал в руках. Оба спешили на дилижанс.

– Надеюсь, он тебя не заметил?

– Нет. Я только вышла из дома миссис Рэймонд и стояла под аркой. Это был ужасный миг. Вся прежняя жизнь словно вернулась. То, что он скрылся из виду, так и не заметив меня, стало большим облегчением. Но это чувство ранило душу, мне стало больно, что я отвернулась от отца. Куда он направлялся? Что могло с ним случиться? А вдруг я могла предотвратить беду? Самые противоположные чувства терзали меня, и не помню, как я оказалась дома. Но я сразу подумала, что нельзя говорить об этой встрече Эзре. Он не должен знать, что отец в Лондоне.

– Ты боишься его расстроить? – спросила миссис Мейрик.

– Да. И кое-что еще, – ответила Майра задумчиво – Я хочу признаться вам, потому что не могу признаться никому другому. Мне стыдно за отца, и это, возможно, странно. Но перед Эзрой стыд сильнее, чем перед любым другим человеком в мире. Он хотел, чтобы я рассказала о своей жизни все, и я послушалась. Но теперь мне нестерпимо больно, что Эзра знает правду об отце. И – можете ли поверить? – мне невыносима мысль, что когда-нибудь он явится и будет вынужден слушать упреки сына. Такова правда. Не знаю, насколько простительно это чувство, однако мне кажется, что скорее я готова скрывать присутствие отца и испытывать муки совести, чем позволить ему встретиться с братом.

– Не надо развивать в себе это чувство, дорогая, – поспешно посоветовала миссис Мейрик. – Это было бы очень опасно, очень неверно. Нельзя скрывать подобные вещи.

– Но должна ли я сейчас рассказать Эзре о встрече с отцом? – спросила Майра.

– Нет, – без особой уверенности ответила миссис Мейрик. – Не думаю, что это следует делать. Отец может уехать точно так же, как приехал. Кто сказал, что он тебя ищет? Возможно, ты никогда его больше не увидишь. Избавь брата от бесполезной тревоги, однако пообещай, что, если отец тебя увидит и каким-то образом снова подчинит своей воле, ты немедленно сообщишь всем нам. Пообещай торжественно, Майра. Я имею право просить об этом.

Майра на миг задумалась, а потом сжала руки старшей подруги и сказала:

– Раз вы просите, я обещаю. Я так давно привыкла таить в своем сердце горькие чувства, но стыд за отца жжет еще сильнее, когда я представляю его встречу с Эзрой. – Она помолчала и со страстным сочувствием добавила: – Мы – его дети; когда-то он тоже был молод, и мама его любила. О! Я вижу, как все это закончилось. До чего жестоко!

Майра не проронила ни слезинки. Она не позволяла себе проявлять слабость, однако в ее голосе слышались нотки глубокой печали. Несмотря на сердечную проницательность, миссис Мейрик не могла понять симпатию Майры к такому недостойному отцу и принимала ее за преувеличенную сентиментальность. Успокаивала только мысль, что обещание Майры предотвратит ее от излишней слабости.

Этот случай был единственной причиной, которой Майра могла бы объяснить замеченную Гансом печаль. Другую составляющую своего изменившегося настроения Майра не могла определить: она казалась такой же неясной, как ощущение приближающейся смены погоды. Возможно, первым поводом для беспокойства стало странное поведение Гвендолин, которая приезжала к ней, очевидно, не для приглашения выступить на вечере. На самом же деле не существовало иного повода, кроме странных, нервных расспросов о Деронде. Подчиняясь интуиции, Майра сохранила этот разговор в тайне, однако воспоминания о нем породили не существовавший прежде интерес к отношениям Деронды внутри того общества, за которым она часто наблюдала, оставаясь в стороне. Все, что ей было известно о светских интригах и любовных похождениях, теперь стало сосредоточиваться вокруг фигуры миссис Грандкорт. И хотя Майра не позволила бы себе ни на миг усомниться в собственном почтении к Деронде, ее мучила мысль, что он вращается в такой среде, где чувства и поступки могли связывать его с женщиной, подобной Гвендолин. Антипатия к миссис Грандкорт росла даже после того, как Майра перестала с ней встречаться: отношение к человеку способно развиваться в мыслях так же быстро, как в непосредственном общении. Ей никогда не приходило в голову, что кто-то может думать о нем как о ее возлюбленном. Действительно, такой вопрос никогда не возникал ни у миссис Мейрик, ни у девочек, которые видели в мистере Деронде только спасителя и защитника, а потому не могли представить другого отношения с его стороны. Эту точку зрения с готовностью разделил Ганс. Благодаря такому взгляду добрые Мейрики послужили первой причиной тревоги в душе Майры. Хотя повод к этому был тривиальный, но он подготовил почву, и ее эмоциональная натура быстро откликнулась на последующие события.

Все началось с того, что к Мейрикам зашла мисс Гаскойн, и среди прочего речь зашла о ее родстве с Гвендолин. Визит был задуман специально для знакомства Анны с Майрой. Три сестры, миссис Мейрик и две гостьи составили чудесную компанию: разговор женщин тек свободно и естественно.

– Представь наше удивление, Майра, когда речь зашла о мистере Деронде и Мэллинджерах, вдруг выяснилось, что мисс Гаскойн их знает, – поделилась новостью Кейт.

– Знаю не их самих, а о них, – поправила ее Анна, слегка порозовев от возбуждения: встреча с прелестной иудейкой, о которой довелось много слышать, стала для нее ярким впечатлением. – Но несколько месяцев назад моя кузина вышла замуж за племянника сэра Хьюго Мэллинджера, мистера Грандкорта.

– Вот! – воскликнула Мэб, сжав руки. – Я так и знала, что будет ужасно интересно. Значит, миссис Грандкорт, герцогиня Ван Дейка, ваша кузина?