Даниэль Деронда

– Миссис Грандкорт собиралась брать у Майры уроки, – пояснила миссис Мейрик, обратившись к Анне. – Но многие об этом говорили, а потом не находили времени. Видите ли, светские дамы очень заняты.

Беседа продолжилась, и никто больше не вспоминал о принцессе Эболи. Это сравнение сорвалось с губ Майры под воздействием не испытанной прежде душевной боли. Этот разговор с самого начала показался ей неприятным, а замечание миссис Мейрик, что Гвендолин и Деронда подходят друг к другу, подтвердило смутное предположение, что эта прекрасная леди обладает над ним некой властью. Долго еще Майре не удавалось избавиться от этого тяжелого потрясения.

Вечером, сидя у постели с трудом дышавшего брата, она прижалась щекой к его плечу и спросила:

– Эзра, твоя любовь к мистеру Деронде никогда не страдала оттого, что огромная часть его жизни скрыта от тебя? Что он живет среди людей, которые совсем на нас не похожи? То есть не похожи на тебя?

– Нет, нисколько, – ответил Мордекай. – Скорее меня радует, что он имеет подготовку, которой так не хватало мне, и является всесторонне развитым человеком. У нас различные духовные богатства – в этом и состоит благословение дружбы.

Майра немного подумала и продолжила:

– И все же для твоей любви стало бы испытанием, если бы другая часть жизни мистера Деронды отдалила его от тебя. Причем не на короткое время, а навсегда. Разве ты смог бы это выдержать? Религия приказывает нам терпеть. Но как бы ты это стерпел?

– С трудом, сестренка, с трудом. Но этого никогда не случится, – с нежной улыбкой ответил Мордекай, почувствовав, что бедное сердечко жаждет утешения.

Майра ничего не сказала, но задумалась о том, насколько ее образ мыслей отличается от философского взгляда брата, и остро ощутила собственную ничтожность. Почему ее не удовлетворяет то, что кажется достаточным ему? Отчего ее тревожили смутные опасения, среди которых главную роль играло одно ненавистное ей имя? Именно в этом заключался главный источник скрытой печали, которую заметил Ганс. Сама Майра видела в своем страдании неблагодарность и бесчувственность к счастью новой жизни. Возмущенная ничтожеством собственной души, однажды она сказала брату:

– Знаешь, Эзра, в чем заключается разница между тобой и мной? Ты – родник в пустыне, а я – шляпка от желудя. Небесная вода наполняет меня, но малейшее сотрясение тут же опустошает.

– Но что же сотрясло твою душу? – спросил Мордекай.

– Мысли, – ответила Майра. – Мысли налетают, как ветер, и не дают покоя. Дурные люди, несправедливость, несчастье – и как все это может помешать нашей жизни.

– Мы должны принять свою долю, Майра. Как есть. На чьи плечи мы переложим груз, чтобы освободиться?

Лишь этим отдаленным сравнением она выразила свою тайную боль.

Глава III

На следующее утро Деронда получил от матери известие, что она плохо себя чувствует и не может его принять. А через два дня слуга принес записку: «Сегодня уезжаю. Сейчас же приходи».

Его проводили в ту же комнату, в которой он был в прошлый раз, но сейчас в ней царил полумрак: ставни и шторы были закрыты. Княгиня вошла следом, одетая в свободное тускло-оранжевое платье из мягкого шелка. Голову по-прежнему покрывала черная кружевная накидка, а широкие рукава оставляли руки почти обнаженными. В приглушенном свете ее лицо казалось еще выразительнее. Она напоминала колдунью, которая приготовляла эликсир молодости для других, но не считала нужным готовить его для себя, поскольку достаточно пожила в юности.

Княгиня положила руки на плечи сыну, расцеловала его в щеки, а потом величественно опустилась на диван, приглашая Даниэля сесть рядом.

– Надеюсь, сейчас вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, повинуясь.

– Да, приступ миновал. Есть ли что-нибудь еще, о чем ты хочешь меня спросить? – проговорила княгиня скорее тоном королевы, чем матери.