Почему-то Гвендолин не сомневалась и в том, что теперь, после обстоятельной просьбы, ответ Клезмера окажется благоприятным.
Однако Клезмер хранил молчание. Поспешно сняв перчатки и бросив их в шляпу, он отошел к окну. Испытывая сочувствие к молодой леди, он хотел смягчить приговор. Наконец, повернувшись к Гвендолин лицом, Клезмер произнес мягким, хотя и решительным тоном:
– Полагаю, вы не знакомы с артистами и не знаете их жизни?
– О нет, – ответила Гвендолин.
– Решаясь на такой важный шаг, вам необходимо учесть все, – продолжил Клезмер, возвращаясь к инструменту. – Прошу прощения, вам, должно быть, лет двадцать?
– Двадцать один, – уточнила Гвендолин, чувствуя, как в душе зарождается страх. – Считаете меня слишком старой?
Клезмер надул губы и поднял указательный палец.
– Многие начинают карьеру еще позднее, – заметила Гвендолин.
Клезмер оставил реплику без ответа и произнес как можно мягче:
– Скорее всего до сих пор вы не думали об артистической карьере. Пока не возникли трудности, вы не испытывали стремления или страстного желания стать актрисой?
– Пожалуй, нет. Но мне всегда нравилось выступать. Я играла на сцене. Вы помните, я участвовала в шарадах и играла роль Гермионы?
– Да-да, конечно, – поспешно подтвердил он. – Помню, прекрасно помню.
Он принялся мерить комнату шагами, что всегда делал, когда находился в волнении.
Гвендолин понимала, что ее оценивают, и, не предполагая, что чаша весов может склониться не в ее пользу, любезно заметила:
– Буду чрезвычайно благодарна, если вы дадите мне совет, каким бы он ни оказался.
– Мисс Харлет, – начал Клезмер, отчетливо произнося каждое слово, – не стану ничего от вас скрывать в этом деле. Я счел бы себя подлецом, если бы представил вам картину в розовом или черном цвете. Боги карают того, кто сознательно направляет другого по ложному пути. А если бы я обманул особу столь молодую, столь прекрасную, как вы, которая, несомненно, ищет в будущем счастье, то считал бы себя бесчестным. – Последнее слово Клезмер произнес шепотом.
Гвендолин похолодела, но, словно завороженная, продолжала в упор смотреть на Клезмера, не пропуская ни одного слова.
– Вы – красивая молодая леди, выросли в комфорте и свободе, всегда делали то, что хотели. Вы никогда не говорили себе: «Я должна это знать. Я должна это понимать. Я должна это делать». – Произнося три раза ужасное слово «должна», Клезмер поднял один за другим три пальца. – Одним словом, вы всегда оставались очаровательной молодой леди, в которой даже невежливо искать недостатки.
Он на мгновение умолк, а потом, скрестив руки на груди и выставив вперед волевой подбородок, продолжил:
– И вот с такой подготовкой вы желаете испытать жизнь артиста, желаете встать на путь напряженного, бесконечного труда, результат которого неведом. Признание придется зарабатывать, так же как хлеб. И то и другое будет приходить медленно, иногда дорогой ценой, а может и вообще не прийти.