Даниэль Деронда

– Как ты сможешь это вынести, мама? – спросила Гвендолин. – Ты и четыре девочки в тесноте, с режущими глаза зелеными и желтыми обоями? Да еще без меня?

– Я найду утешение в том, дорогая, что хотя бы ты будешь от этого избавлена.

– Если бы не было необходимости зарабатывать, я предпочла бы жить здесь, чем идти в гувернантки.

– Не настраивайся так заранее, Гвендолин. Если ты попадешь в дом епископа, то будешь жить в роскоши. А ведь ты всегда об этом мечтала. Жизнь там не покажется тебе такой же утомительной, как здесь. Тебе не придется бегать взад-вперед по узким скрипучим лестницам, слушать грохот кухонной утвари и разговоры сестер.

– Все это напоминает страшный сон, – горячо отозвалась дочь. – Поверить не могу, что дядя позволил тебе жить в таком месте. Он был обязан принять какие-нибудь меры.

– Не будь неразумной, дитя мое. Что он мог сделать?

– Это его дело. Мир кажется невероятным, если люди нашего положения могут внезапно пасть так низко.

Высказаться столь резко Гвендолин побудил гордый характер. Об испытаниях в жизни других людей она говорила бы более пристойным образом. Однако в ее оправдание следует заметить, что высказывания Гвендолин всегда имели притязание на остроумие, а не на скромность и добродетель, а потому на словах мисс Харлет обычно казалась хуже, чем была на самом деле.

Несмотря на острое чувство несправедливости, Гвендолин все-таки испытала некоторое раскаяние, когда дядя и тетя встретили ее с большей добротой, чем прежде. Она не могла не поразиться той благородной жизнерадостности, с которой родственники рассуждали о необходимости жесткой экономии – как в образе жизни, так и в обучении мальчиков. Нравственные качества мистера Гаскойна, обычно слегка затененные светскими условностями – так же, как идеальная женская красота скрывается за уродливыми требованиями моды, – в минуту бедствия проявились особенно ярко. Быстрый и в то же время методичный, он не только решил продать экипаж, но и ограничил свой гардероб, отменил мясо на завтрак, отказался от периодических изданий, забрал Эдви из школы, в определенные часы начал сам учить всех мальчиков и организовал быт самым дешевым образом. Физически и нравственно здоровым людям экономия доставляет удовольствие, и примеру священника последовали все домочадцы. Миссис Гаскойн и Анна не заметили глобальных перемен в их образе жизни и совершенно искренне уверовали, что самая тяжелая доля общего семейного несчастья пришлась на миссис Дэвилоу и ее детей. Анна впервые нашла в себе силы не гневаться на Гвендолин из-за ее отказа Рексу, а миссис Гаскойн в глубине души надеялась, что неприятности подействуют на племянницу благотворно, и потому решила не усиливать горечь ее положения. Обе они были заняты тем, что пытались изыскать в домашних запасах шторы для коттеджа, однако при появлении Гвендолин деликатно оставили эти заботы и заговорили о ее путешествии и о том, каким огромным утешением стало для миссис Дэвилоу возвращение дочери.

Таким образом у Гвендолин не было поводов обратить свое недовольство на окружавших ее людей. Подчиняясь общему настроению, она внимательно слушала дядю, который твердым, но добрым голосом сообщил о тех усилиях, которые уже предпринял, чтобы найти для племянницы приличное место. Не забыл мистер Гаскойн и о Грандкорте, однако как человек здравомыс-лящий считал перспективу брака племянницы слишком туманной в сложившихся обстоятельствах.

– Я понял, Гвендолин, что медлить нельзя, ибо место в хорошей семье, где тебя ждет уважение, очень трудно найти с первой попытки. Больше того: сколько бы мы ни ждали, условия лучше, чем в доме епископа Момперта, ты вряд ли получишь. И он сам, и миссис Момперт меня знают – в этом заключается огромное преимущество, – однако меня ничуть не удивило, что, прежде чем принять окончательное решение, миссис Момперт пожелала с тобой побеседовать. Она планирует назначить тебе встречу в Вончестере, где задержится по пути в Лондон. Осмелюсь заметить, что разговор может показаться тебе неприятным, но еще есть немного времени, чтобы собраться с мыслями.

– Дядя, а вам известно, почему она хочет меня видеть? – спросила Гвендолин, быстро перебирая в уме все причины, которые могли бы показаться существенными воображаемой миссис Момперт, причем каждая из этих причин не сулила соискательнице ничего хорошего.

Священник улыбнулся.

– Не беспокойся, дорогая. Ей просто хочется получить о тебе более полное представление. Естественно и похвально, что мать щепетильно относится к выбору наставницы для дочерей. Я сообщил, что ты очень молода, однако она сама пристально следит за воспитанием девочек, потому возраст ее не волнует. Леди Момперт обладает не только тонким вкусом, но и строгими принципами, и не желает видеть в доме француженку. Не сомневаюсь, что твои манеры и образованность в полной мере удовлетворят ее запросам, а что касается религиозного и нравственного воспитания, то этим занимается сама миссис Момперт – несомненно, под наблюдением епископа.

Ответить Гвендолин не посмела, однако отвращение ко всему сказанному было столь велико, что необычайно яркий румянец залил не только лицо, но и шею, а через минуту пропал так же внезапно, как и появился. Чуткая добрая Анна взяла ее за руку, а мистер Гаскойн, понимая, как непросто Гвендолин смириться с необходимостью идти в гувернантки, и желая загладить неприятное впечатление, продолжил более жизнерадостным тоном:

– Место представляется мне настолько удачным, что я непременно устроил бы на него Анну, если бы она соответствовала требованиям миссис Момперт. Ты будешь чувствовать себя там как дома и никогда не вспомнишь, что гувернантка. Епископ относится ко мне с неизменным дружелюбием, хотя между нами и возникают небольшие разногласия в религиозных вопросах.

Далее мистер Гаскойн принялся разглагольствовать о взглядах епископа, наполняя рассказ лестным для себя смыслом и воображая, какое впечатление произведут его слова на племянницу. Однако Гвендолин, и без того напуганная открывающейся перспективой, восприняла красивые туманные фразы дядюшки как обжигающий жар расплавленного стекла, и начала отчаянно искать альтернативу.

– Кажется, мама говорила, что было еще какое-то место, – напомнила она с безупречным самообладанием.

– Да, – подтвердил священник откровенно уничижительным тоном. – Но это место в школе. Ты сама понимаешь, что там будет намного труднее и хуже во всех отношениях. К тому же шансы его получить не столь высоки.

– О господи, нет! – воскликнула миссис Гаскойн. – Этот вариант не подходит. Возможно, у тебя не будет даже своей спальни.