Во времена Саксонцев

22
18
20
22
24
26
28
30

Лицо короля немного прояснилось.

На этих задаваемых вопросах и отрывистых ответах, которые отделялись друг от друга долгими паузами, прошло много времени… король вдруг опомнился и остыл; он крикнул Мазотину что хочет одеваться, закрыли кое-как поломанную дверь. Флеминг получил приказ без проволочек приготовить всё для заключения соглашения Имхофу и Пфингстену Спросил об ограничениях.

– Нет никаких, всё должны пожертвовать для спасения Саксонии… всё… carte blanche.

Флеминг покачал головой. Август насмешливо усмехнулся.

– Не великий из тебя дипломат, – сказал он тихо. – Кто даёт carte blanche, тот нелегко потом от неограниченных полномочий может отказаться. Ты им лично напиши, что мою честь и целостность Саксонии должны сохранить, но границ им не ставлю никаких, сами их должны найти.

Флеминг двинулся, когда король добросил:

– Соглашение и мир любой ценой должен быть… пусть иначе не возвращаются.

Сказав это, король уже стоял перед зеркалом, а Константини уже подавал ему его аллонгу каждодневный парик. На зло судьбе в этот день он хотел надеть костюм как можно более богатый, хоть, вероятно, кроме пани стольниковой и двора, никто его не увидит. Но Август так любил наперекор гнетущей его судьбе показывать себя самым бесчувственным к её ударам.

Несмотря на то, что он уже остыл, Константини приближался к нему со страхом, видел, что руки его ещё дрожали и глаза метали молнии. Следом за Флемингом из Саксонии уже прибыли два курьера.

Флеминг получал от них бумаги и старался невозмутимо, спокойно подражать пану, но лицо его выдало, а когда говорил, он запинался и ошибался. Едва у него было время продиктовать в комнате напротив тот carte blanche для уполномоченных, когда король приказал его уже позвать.

Тот вырвал его из рук входящего, едва бросил взгляд и, схватив перо, размашисто подписал, отбросив прочь от себя.

– Лейпциг! – начал расспрашивать снова король. – Заняли Лейпциг и Плассенбург?

– Комендант в нём держится… Купцы давно всё, что у них там было, вывезли… Добычу швед не возьмёт.

– А ярмарка? – подхватил неспокойно король. – Я надеюсь быть там ещё на ярмарке.

Флеминг поглядел большими глазами.

– Да, – подтвердил король с дивной вызывающей улыбкой, как бы хотел упрекать несчастье, которое его задело, а потерю короны вовсе ни во что не ставил!

Из-под гордости проглядывала злоба. Флеминг посмотрел и не отвечал.

– Письма, которые я получил в эту минуту, – отозвался он, помолчав, – доносят мне, что Карл главную квартиру заложил в Таухау но перенёс её в Альтранштадт… В Таухау он издал манифест купцам Лейпцига, гарантируя неприкосновенность всякой собственности и призывая, чтобы ярмарку устроили как обычно.

Август улыбнулся.

– Как я ему благодарен, – ответил он быстро, – потому что, как только мир будет подписан, я должен немедленно ехать развлекаться в Лейпциг.