— Я ничего не знаю.
— Бумаги ксендза Хаусера! Бумаги Соломерецких! Ксендз, который возвращался из Рима… это был он…
— Кто такой?
— Ксендз, отправленный ими, для легализации брака княгини. Мы выиграли! Мы победили!
— Не понимаю! Что это за бумаги?
— Всё окончено, триумфом, — сказал старик, хватая трость и шапку, — пойдём к княгине, к княгине.
И запыхавшийся Чурили, не в силах сдержать своей радости, залез на первого коня, какого мог найти под рукой, и полетел.
Княгиня Анна только что воротилась из костёла, печально слушала рассказы слуги, который, казалось, давал отчёт об отказе от придворных молодым Чурили, о запоздавшем отъезде князя. Заметив, что у обоих Чурили лица светились, она не знала, что думать.
— Почему вы не в дороге? — спросила она. — Он выезжает.
— Он ещё так скоро не выедет, — отчеканил младший.
— А между тем мы принесли вам добрую новость.
— Какую? Что случилось?
— Большую и важную, и меньше всего ожидаемую, никогда непредвиденное событие.
— Ради Бога! Что может быть такого?
— Бумаги ксендза Хаусера.
— Нашлись? — воскликнула княгиня, подбежав.
— Самым особенным случаем. Мой сын…
— Нашёл их? Каким образом?
— Будучи в неволе, он был товарищем ксендза Хаусера, умершего, как оказалось, на турецкой галере. Умирая, он поручил бумаги моему сыну. Тот их даже до сих пор не смотрел. Сегодня, когда мы собирались в дорогу, они выпали. Я спросил, просмотрел их; вот они.
Княгиня Анна плакала от радости.