Стражи Ирия

Цент терпеть не мог, когда ему начинали читать нотации. Особенно, когда этим раздражающим делом начинали заниматься представители низшей формы жизни, то бишь бабы.

– Сообщаю, – произнес он громко и с нажимом. – Владик мне не друг. Он, в лучшем случае, знакомый, притом не очень близкий и не сильно любимый. Жалко ли мне его? Что ж, не буду кривить душой – за минувшие два года я успел привязаться к этому убогому беспомощному человечку. Но пойми и ты, что гибель Владика была предрешена. Он с самого начала был обречен. На самом деле, Владик прожил гораздо дольше, чем должен был. По всем законам мироздания он должен был погибнуть в первый же день зомби-апокалипсиса. То, что очкарик сумел протянуть целых два года, ни в коем случае не его заслуга. В этом виноваты третьи лица, и я, пожалуй, больше прочих, за что мне еще предстоит держать ответ перед лицом Всевышнего. Гибель очкарика вполне закономерна, и тут нет причин для скорби. Как доберемся до ближайшего не разграбленного магазина, помянем малыша тушенкой и пивом. И будет с него. Потому что неприлично горевать о каком-то Владике, когда на кону стоит судьба всего оставшегося человечества и моей княжеской карьеры. Откровенно говоря, о Владике вообще горевать неприлично. Потому что это я просто так сказал – поминки. А на самом деле имел в виду праздничный банкет. Не подумай, что я действительно желал очкарику смерти. Это не так. Я желал ему жизни. Долгой, мучительной, наполненной горестями и разочарованиями, обидами и обломами, скудным питанием и половым воздержанием. А смерть – разве это трагедия? Смерть, это мгновение. Раз – и нет Владика. Он и почувствовать толком ничего не успеет. Разве же эти монстры умеют попытать да помучить? Вот я бы постреленка просто так на тот свет не отпустил, дня три терзал бы. Так что можно смело сказать, что прыщавый балласт легко отделался.

По лицу Инги было видно, что объяснениями Цента она осталась недовольна, но девушке хватило ума не развивать данную тему. Вместо этого она спросила:

– Что ты планируешь делать теперь? Ты ведь что-то планируешь, да?

– О, да! – плотоядно оскалившись, заверил собеседницу князь. – Кое-что я действительно планирую. Первым делом планирую добраться до Цитадели, затем планирую хорошенько отъесться шашлыком, отмыться в баньке и отоспаться на перине, после чего в силу вступит вторая часть моего плана.

– В чем же она состоит?

– Мне кажется, тут все очевидно, – пожал плечами Цент. – Едем по воинским частям и арсеналам, затариваемся гаубицами и установками залпового огня, после чего заявляемся в дьявольский город и прекращаем всю эту злодейскую деятельность. Вообще-то хорошо бы разжиться парочкой ядерных фугасов килотонн на пятьдесят, чтобы уж наверняка. В общем, стираем город с лица земли со всем, что в нем есть.

Инга уставилась на Цента дико округлившимися глазами.

– Ты ведь сейчас пошутил? – с надеждой спросила она. – Это ведь шутка, да?

– Какие шутки, когда мир в опасности? – возмутился князь. – Я такими вещами, как ядерные фугасы, не шучу. Сказал, что применю, и применю. Мне для темных сил килотонн не жалко.

– Но ведь… – Инга от изумления даже лишилась дара речи.

– Ну что еще? – проворчал Цент. – Да, мне тоже не нравится перспектива применения ядерного оружия. Но поверь, есть вещи и похуже. Ты просто не сталкивалась с силами ада, а вот я с ними встречался. И могу тебя заверить – это очень неприятные личности.

Инга, наконец, справилась с собой, и выпалила:

– Да ведь в городе люди! Живые люди! Их там сотни, если не тысячи. И если ты станешь обстреливать город из пушек, или, не дай бог, используешь ядерное оружие, они же все погибнут. Этого нельзя допустить.

– Эти люди под контролем темных сил, – напомнил Цент. – Пока не побеждены древние боги, или кто там подчинил их себе, их не спасти.

– Значит, нужно придумать, как победить этих самых богов, – подсказала Инга. – Но обстреливать город, это безумие.

– Победить богов? – усмехнулся Цент. – Думаешь, это так просто? Думаешь, это какая-то шпана? Это, блин, боги! Притом не такие, как наш русский Иисус, который всех любит и все прощает. Эти злобные, дикие, свирепые, у них на уме одни гадости. Притом убить их можно только небесным оружием, которого, в настоящий момент, у меня нет. Его забрал гнусный неблагодарный Коля…. О, сколь безмерными будут его страдания, сколь глубока будет бездна боли, в кою я погружу его черную душонку. Я его найду, я его, гниду, из-под земли извлеку. И тогда грянет пытка. Ух, что я с ним сделаю…. Для начала глаз ему шилом выковырну, потом расплющу пассатижами левое яичко. Потом подключу паяльник – верное средство, никогда не подводит. Познав паяльник, Коля поймет, сколь глубоко он был неправ и как велика пагубность его заблуждений. Но на этом терзания не закончатся. Напротив, все это станет лишь началом для целой череды феерических мук и нескончаемой боли.

– Возможно, Коля и заслужил это, – прервала кровожадную речь Инга, – но люди в городе не сделали ничего плохого. Они невинные жертвы.

– Разберемся по ходу, – уклончиво ответил Цент. – Я тоже без нужды геноцид устраивать не жажду, но если не будет иного выхода, боюсь, придется пожертвовать многими ради победы над злом. Давай-ка сперва доберемся до Цитадели, а там уж решим, как быть.

Ехали без остановок, благо полный бак это позволял. Цент даже не останавливался возле придорожных магазинчиков, чтобы поискать еды и сигарет. Терпел. Инга тоже терпела. Впрочем, убаюканная тряской, она вскоре заснула, утомленная как физически, так и морально. Цент был рад этому. Никто не отвлекал пустой болтовней, не лез с советами, не указывал, что делать. Можно было спокойно подумать о важном. О том, например, каким еще невероятным пыткам он подвергнет вероломного Колю, когда отловит его. Следовало набросать пыточный план заранее, и действовать строго по нему, пункт за пунктом. А то ведь Цент себя знал. Если начать импровизировать, обязательно сорвется и умучает Колю слишком быстро. Что недопустимо, ведь не так важна интенсивность пытки, как ее продолжительность и регулярность. Впрочем, талант палача тут тоже играет не последнюю роль. Какой-нибудь бездарь даже по учебнику не сумеет толком ввергнуть в страдания, а вот терзателю, наделенному природным даром, никакие шпаргалки не нужны – он интуитивно чует и дозировку, и продолжительность и температуру нагрева паяльника.