Ксендз Лутек показывал на стене некоторые фигуры, похожие на известных людей, и находил неправильным, что они могли там узнать себя, но король хвалил.
Когда они так рассматривали картины, а я стоял сбоку, король, собираясь уже уходить, ещё раз приблизился ко мне и повторил мне то, что раньше: чтобы я учился и был в хорошем расположении духа, потому что он нуждался в верных слугах, имея много плохих, только сидящих на дворе, чтобы доносить королевским неприятелям, что тут делалось.
В этот день, могу поведать, окончился первый период моей жизни, который был решающим для будущего. Я созрел в той неволе и понял, что против своей судьбы и предназначения не должен был плыть, но поддаться им, благодаря Бога за то, что дал мне опеку в сильной руке короля, за которой я мог оставаться в безопасности, как за щитом.
Король в то время имел уже двух сыновей: Владислава и Казимира, и дочку, дай Бог памяти, одну Ядвигу. Каждый год также прибывали дети; над теми, что взрослели, я имел уже назначенное будущее место надзирателя. Поэтому я начал думать, как к этому приготовиться, прежде чем мальчики подрастут. До определённых лет они должны были оставаться на женских руках у королевы, я же имел время поучиться и подумать над тем, как бы им потом служить.
Я не мог себе льстить, чтобы меня сделали охмистром или учителем. Для этого выбирали обычно серьёзных, старших и учёных людей, но меня, наверное, предназначили быть им товарищем, нянькой и охранником. Следить, чтобы не случилось с ними плохое.
Не доверяя самому себе, хотя после моего приключения со Слизиаком я один не рад был идти в город, я решил направить свои стопы к моему ксендзу Яну и попросить совета, признаться ему в счастье, какое мне выпало.
Я не написал тут ещё, что на следующий день, когда король нашёл меня в Разукрашенной комнате, маршалек и охмистр объявили мне о назначении мне постоянного жалованья, содержания для двух коней, сукна на одежду, кожуха и всего, что получали старшие придворные.
Охмистр же объявил и то, что я мог использовать время для учёбы и посещения коллегий, как хотел, учиться языкам, потому что ни к какой службе не был обязан, кроме появления каждый вечер в замке.
— Смотри же, — кончая это, добавил он мягко, — что собственное счастье у тебя в руках, а теперь оно от тебя одного зависит.
Я пошёл тогда к ксендзу Яну, зная его привычку, и был уверен, что в этот час, найду его на молитве и размышлении перед распятым Спасителем. Так и случилось; я ждал, пока он встанет, и хотя ожидать меня и знать, что я приду, он не мог, обернулся ко мне так, точно ожидал меня. Не единожды я убедился, что он имел такое предчувствие ко всему, с чем сталкивался. Лицо его, ясное и светлое, никогда не выдавало удивления, никакого беспокойство.
— Что же, мальчик? — сказал он. — Глаза твои смеются? Ожил уже.
А когда я поцеловал его руку, он благословил меня и добавил:
— Ты принёс мне что-нибудь новое?
— Совета просить пришёл, — ответил я тихо.
— У меня всегда один, — сказал ксендз Ян, —
Я хотел и должен был во всём ему исповедаться, он терпеливо слушал. Не только ко мне имел он это святое снисхождение, что всегда давал выговориться с тем, о чём давно знал, о чём мог легко догадаться. Я видел его так на улице терпеливо слушающего нищих, жалующихся баб, стоявшего в окружении жаков.
— Благодарение Богу! — произнёс он спокойно в конце. — Путь у тебя обозначен. Учись, работай, старайся стать достойным доверия короля, и помни, если Бог тебя когда-нибудь сделает близким к уху и сердцу этого пана, — будучи верным, не запятнай себя лестью и ложью для приобретения милости. Иногда и короли пользуются плохими людьми, но их презирают. Только добродетель даёт постоянное уважение, веру и удачу.
Потом он советовал мне часто ходить в коллегии, внимательно слушать, запысывать то, что говорят с кафедры, а доброго времени молодости не растрачивать.
Этот разговор прервал подошедший отец Ян из Дукли, набожный и благочестивый муж, который принадлежал к тем, кто был пойман речью Капистрана в новый орден. Он уже давно был в том ордене св. Франциска и числился старшим, когда Капистран напутствовал в Кракове.
Он прибежал тогда из Львова, чтобы его слушать, и сразу принял очень строгий его устав; стал опорой и гордостью нового ордена.
ebooksa