Я чуть ли не на коленях тщетно просил его, чтобы отказался от этого намерения, потому что было опасно лезть в толпу пьяных, да ещё одному. Затуманенные головы и глаза не позволили бы узнать короля и уважать.
У пояса он всегда носил меч; показал мне, смеясь.
— Если вы меня не защитите, тогда этот приятель отрежет.
От города прямо туда, на Вавель, доходил глухой ропот толп и крики, точно море внизу шумело. Ранняя ночь, а было уже под конец месяца, в Кракове не тёплая, но думаю, что для многих она стала жаркой.
Нам практически невероятно было видеть этого государя, только что коронованного, стремившегося по доброй воле к пьяному сброду. Но его это так радовало и забавляло, что, глядя и слушая издалека, он уже брался за бока.
Тогда он повёл нас на рынок, где были самые густые группы, а сдерживать его было напрасно. Возле бочек и чанов, уже почти опустевших, люди стояли, скакали, лежали и сидели на земле. Выкрикивали по-разному. От лицезрения этого сброда меня охватывали страх и отвращение; я тянул короля к домам, где более приличные мещане по-отдельности разглядывали развлечение на рынке.
У некоторых были фонарики, потому что уже была тёмная ночь, а из домов через открытые окна немного света шло на улицу. Мы подошли к группе молодых мещан, очень нарядно одетых и громко разговаривающих. Ни один нам ближе знаком не был.
— Ну что, — сказал один, — не пойти ли нам к итальянке Лене, королевской любовнице, на праздник? Там теперь, должно быть, вино льётся золотым ручьём, а женщина, хоть увядшая, ничего.
Король ударил меня в бок и остановился, слушая.
— Теперь он, пожалуй, её бросит, — сказал другой, — он был бы слепым и глухим, если бы не знал, что она ему десять раз на дню изменяет.
Едва он договорил эти слова, когда Ольбрахт крикнул, хватаясь за свой меч:
— Лжёшь!
Мы его заслонили, но тот, кто это сказал, выступил.
— Иди сюда, я научу тебя, что мне нельзя безнаказанно плевать в глаза!
Все, кто был с ним, кучно двинулись на нас. Мы старались заслонить короля и увести, но он нас оттолкнул.
— Лжёшь! — повторил он и, обнажив меч, хотел нанести удар.
Я, увидев это, схватил его за руку.
Нас обступили вокруг, к счастью, мы были неподалёку от Золотого колокола, и сразу мне пришло в голову спрятать там короля, потому что ключ от ворот всегда был при мне. Но не было возможности его взять; Ольбрахт упирался наказать наглеца, который вовсе не знал, с кем имел дело, потому что короля впотёмках узнать было невозможно, а догадаться, что он был там, — ещё меньше. Молодые мещане не много имели в головах. Король, не убирая меча в ножны, постоянно им вертел.
Товарищи того, кто так плохо отзывался об итальянке, начали его сдерживать, увидев, что намечается драка.
Я не знаю, как мне удалось поставить впереди Бобрка, а короля силой рвануть к воротам, отворив которые, толкнул его в тёмные сени и сразу закрыл их за собой, даже забыв о Бобрке. В сенях, хоть глаз выколи, ничего было не видно; но я знал, что дверь с правой стороны вела в комнату Слизиака.