Я не возражаю. Мне хочется, чтобы Этель объяснил, зачем пришёл.
Француз поворачивает голову к окну.
— Я читал Библию, — говорит он. — Ветхий завет начался с рождения Адама, а Новый — с рождения Христа. Замечали, что на распятии внизу изображается череп?
— Конечно. Это голова Адама. Кровь Иисуса, текущая из ран, смывает с человечества первородный грех.
— Есть и другое значение, — перебивает Этель, который явно не нуждается в моих пояснениях. — На распятии новый мир в лице Христа попирает прежний — в образе Адама, лежащего в могиле. У каждой эпохи свой герой и, когда он сменяется, вместе с ним меняется и эпоха.
Кажется, я начинаю догадываться, к чему клонит мой собеседник.
— Мы на рубеже, — говорит Этель. Сделав паузу, он натянуто улыбается. Его неестественно ровные зубы придают лицу хищное выражение. — Помните, кто должен сменить Иисуса?
— Антихрист?
— Именно.
— Время Антихриста — лишь миг перед Страшным судом.
— Боитесь?
— А вы?
— Я не верю в Страшный суд. И в Конец Света. Бетельгейзе взорвалась, а мы всё равно живы. Вселенной нужна органическая материя. Не знаю, зачем, но нужна. И она оберегает её.
— Однако…
— Я слишком рационален, чтобы верить в Бога, и слишком опытен, чтобы верить в человека. Падение возможно, возрождение — едва ли.
Этель замолкает, я тоже не произношу ни слова. Крупная чёрная муха с низким жужжанием пикирует на мой стол и быстро ползёт в направлении терминала, но вдруг меняет направление и карабкается на интерком. Мне хочется согнать насекомое, пока оно не добралось до розовой кнопки, связывающей меня с миром, и я заношу руку, но в это время Этель нарушает молчание.
— Что ж, — говорит он, поднимаясь, — я вижу, вы действительно находитесь в затруднительном положении. Однако такие мелочи, как запреты, не должны мешать приносить людям радость, верно?
— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, тоже вставая.
— Покупатели, скорее всего, не оставят вас в беде — как не оставляли прежде вы их. Долг платежом красен.
— Наш бизнес не в таком плачевном состоянии. Есть ещё надежда…