— Кажется, он тебе не по душе.
Язык — штука гибкая, однако вот немецкий Эли время от времени был каким-то «закостенелым»: то слишком сухим, то излишне формальным, то чересчур книжным, то уж больно шаблонным. Может, по этой причине мне так сложно понимать её?
— Carpe diem, — выдохнул я, сдавшись.
— Это тоже принадлежит Горацию? Я слышала не раз! «Лови день», верно?
— Живи настоящим — отклоняясь от гласа буквальности.
— Dum loquimur, fugerit invida aetas: carpe diem, quam minimum credula postero, — отточив звуки каждого слова, произнёс явно что-то латинское вклинившийся в нашу беседу парень с кресла позади. Произнёс так, словно читая текст военной присяги. — Простите, что я вот так бесцеремонно прервал вас. Эрик Янсон, — подскочил он к нам, представившись, и протянул мне жилистую ладонь для рукопожатия. Говорил он с акцентом, а его имя и белокурые курчавые волосы подсказывали: возможно, он — швед. А быть может, я ошибался. — Я учусь на факультете культуры в Дортмунде, — продолжил он. — Творчество Горация являлось темой нескольких моих работ.
— Вы переведёте для нас то, что сейчас изрекли? — вступила в разговор Эли.
Эрик Янсон засветился непомерным восторгом и, положительно кивнув, нараспев произнёс:
— Пока говорим, бежит завистливое время: лови день, как можно меньше доверяй следующему. — Вагон взорвался аплодисментами, а я ощутил себя так, как если бы всё происходящее здесь было заранее детально прописанным сценарием для телешоу. Ведь нарочно такого не придумаешь! Но ни камер, ни режиссёра выкрикивающего «снято» нет.
Случайности — крошечные искры врезавшихся друг в друга частиц фатума. В реальности при их столкновении действуют фундаментальные законы физики: при абсолютно упругом ударе контакт тел разных масс прекращается, а тела продолжают двигаться по разным направлениям; в результате абсолютно неупругого удара тела же соединяются и продолжают движение как одно целое. В случае с Эриком произошёл удар под номером «один»: покинув вагон поезда, мы разбредёмся по разным сторонам. Более того, он сойдёт раньше нас — в городе «Боруссии».
— Интересно, кому только оно завидует, — сказал я, нисколько не намериваясь продолжать с ним беседу.
— И бежит-то ли оно, — вторя моей риторической интонации, прозвучал мужской голос. — Генрих Мюллер, — вскинув руку над головой, представился подключившийся к нашему оживлённому разговору ещё один пассажир, что сидел на противоположном ряду. — А я вот, уважаемый герр Янсон, по профессии-то обычный электрик. И, будучи знакомым с физикой-то, поспорил бы с вашим Горацием-то.
— Глупость какая! — возмутился Эрик. — Зачем мешать науку с литературой?! Вот знаете ли вы, что есть «троп»? — обратился он к электрику.
— Слова, которые мы употребляем в переносном значении, — ответила Эли, кокетливо вздёрнув носом.
— А знаете ли вы, что есть «время-то»? — с долей иронии передразнил его напыщенный тон Мюллер.
— А вы сами-то знаете? — нахально парировал Эрик. Генрих промолчал. А Янсон снова обернулся к нам, оставив без внимания мою ремарку. Впрочем, в ответе я и не нуждался. — Вы читали Горация? — спросил он, криво улыбнувшись.
— К сожалению, нет, — виновато отозвалась Эли.
— А может-то и к счастью, — вставил своё слово Мюллер.
— Штэфан, какую фразу произнёс Яков, ты помнишь? — похлопала она меня по коленке. — Allons, ты же должен помнить!
— Sapere aude…
ebooksa