Atem. Том 1

22
18
20
22
24
26
28
30

— Sapere aude! — даже не дав закончить мне мысль, прокричал Эрик с такой интонацией, словно встретил тут старого друга. — Est animum, differs curandi tempus in annum? Dimidium facti qui coepit habet. Sapere aude, incipe.

— Ты смотри-то, что юнец творит-то! — расхохотался Генрих Мюллер.

Каждый раз, когда я думаю, что у жизни больше не осталось кроликов в шляпе, она непременно изобретает новые удивительные фокусы. И пока Эрик Янсон, Генрих Мюллер и я бурно обсуждали природу совпадений, к нам присоединился детский психолог Рихард Фогель, изначально направляющийся в вагон-ресторан. Рихард принялся пересказывать нам теорию Юнга. После каждого логически-законченного умозаключения он почёсывал узкую переносицу своего орлиного носа. «Занимательно, конечно. Но все события, что мы замечаем, подчинены принципу «синхроничности». Подчеркну, что именно Карл Юнг и ввёл этот термин», — его голос звучал так мягко и спокойно, будто бы он говорил сейчас со своими маленькими пациентами. Нет, это вовсе не казалось отталкивающим, наоборот — располагающим. И вот уже не только мы, но и другие увлечённые пассажиры с соседних кресел внимательно слушали Рихарда Фогеля, возбуждённо переминавшегося с ноги на ногу; он явственно силился, тужился, напряжённо собирался с мыслями, но выдавал целостную и легко-понимаемую интерпретацию статьи Юнга. — «Акаузальный, то есть отрицающий причинность, объединяющий принцип. Иными словами», — кинув короткий взгляд сначала на Мюллера, а затем на меня, продолжил Фогель: — «Нет «физического» объяснения тому, что вы назвали «причинным фаталистическим совпадением». Всё в природе подчинено творческому принципу и упорядочено на основании своего смысла».

Уже и не припомню, в какой момент нашей интеллектуальной дискуссии появился доктор философских наук, профессор Дитер Мюллер, тощий, точно голодающий Махатма Ганди, и совершенно не походивший на Мюллера, который Генрих, который выглядел как невысокий шкафчик. Дитер Мюллер завёл речь о каком-то индийско-шотландском логике Огастесе де Моргане. Ну, прямо вся научная элита Германии в одном вагоне!

— Де Морган как-то справедливо заметил, что существуют как минимум четыре случая, когда нам может показаться, будто события связанны одно с другим, однако в действительности это не так, — облокотившись о мягкую спинку кресла Генриха, Дитер рассудительно начал читать нам лекцию об иллюзорной связи явлений. — В качестве примера давайте возьмём два явления. Простите, как ваше имя? — Посмотрел Мюллер на меня, и я представился. — А ваше? — следующим спросил он Эрика. — Хорошо, Штэфан, Эрик. Явление «номер один» условно так и наречём «Штэфан», — сказал он, отчего я расхохотался хриплым смехом заправского алкаша. «Явлением» меня ещё никогда не называли. — А явление «номер два» окрестим «Эриком». Отнюдь не явление «Штэфан» служит причиною явления «Эрик», на деле это только наше представление о явлении «Штэфан» служит причиною «Эрик».

— Что-то вы, уважаемый профессор Мюллер, нас-то запутали-то, — пробормотал электрик-Мюллер.

— Хорошо-хорошо, вы правы. Изъясняясь проще, к первому классу случаев по де Моргану мы можем отнести разного рода пророчества, предсказания, заклинания, предчувствия и тому подобное. Человек умирает в тот день, который он всегда считал своим последним, и умирает от своего же страха перед этим днём. Всё кроется в нашем восприятии.

— Как верно вы подметили, — подключилась к разговору пожилая дама, сидящая позади Генриха Мюллера. Ангелика Браун — в прошлом школьный учитель литературы. — Марк Твен родился в 1835 году, а умер в 1910. В год его рождения рядом с Землёй пролетала комета Галлея. А за год до своей смерти он изрёк: «Я пришёл с кометой Галлея, через год она снова прилетает, и я рассчитываю уйти вместе с ней». Удивительно, но так оно и случилось.

Слушая вполуха Дитера, рассказывающего об остальных трёх классах случаев де Моргана, я думал о том, что за ранее упомянутым им явлением и примером Ангелики Браун совершенно точно скрыта изрядная доля иронии. Уверен, и за моей встречей с Эли стоит она же, ирония. Вот только до сей поры она так ещё и не показала своего истинного ироничного лица.

68

Поезд совершил свою первую и единственную на протяжении всего пути остановку — в Дортмунде; и Эрик Янсон, распрощавшись с нами, сошёл. А его уход положил конец этой увлёкшей добрую половину пассажиров вагона беседе. До Бохума оставалось ровно десять минут. И народ закопошился, готовясь к выходу.

Вслед за стуком колёс скорого поезда, минуты пронеслись столь же стремительно. И вот в окне уже замаячили пламенеющие в лучах ноябрьского заката окна серой высотки здания «Lueg», а огромное металлическое око-значок «Мерседес» на крыше и того вовсе казалось только что выкованным из тёмного янтаря солнца раскалённым кольцом. Словно башня Мордора. И мы заговорили о «Властелине Колец», затем о Новой Зеландии, где проходили съёмки трилогии, а потом и вовсе о путешествиях. Слово за словом, так мы очутились на Курт-Шумахер-Платц, окружённые группой молодых людей, узнавших меня. Перекинувшись с ними парой тёплых фраз, сфотографировавшись и подписав вырванные из тетрадки Эли листки для каждого лично, мы продолжили свой путь в GUN.

— На моей памяти это первый раз… — Улыбнувшись, косоглазо посмотрела на меня Эли, щурясь от лучистого солнца. — А ты ещё упрекал меня, что во Франции вас плохо знают.

— Этому я удивлялся. А упрёк заключался в другом, в том что ты не слушаешь музыку.

— Оказывается, в Бохуме ты известней, чем в родном городе, как такое может быть? — вслед за по-детски лёгким смешком, вырвавшимся как порыв весеннего ветерка, спросила она, не захотев заводить разговор о себе. — Никогда не видела, чтобы там у тебя просили автографа.

— Там он у всех уже давно есть. Думаю, там я даже порядком поднадоел всем, — шутливо ответил я. — Наши фанаты отличаются чувством такта и сдержанности, а истеричная и буйная часть молодёжи принадлежит к лагерю братьев Каулитц. Слышала о таких?

— Конечно! Моя подруга сходила по ним с ума. Мы собирались пойти на их концерт, но не успели вовремя купить билеты. У них был целый тур по Франции!

— «Сходила»? Прошедшее время? Теперь подруга пошла на поправку? — засмеялся я. Есть ли в Германии хотя бы один подросток, не знающий, что стоит за словами Tokio Hotel? А в Европе?

— Нет, — резко отрезала Эли. — Больше не подруга, поэтому прошедшее время. А далеко до студии идти? — как по щелчку пальца вновь переменилось её настроение, отчего вопрос прозвучал то ли с осмотрительностью, то ли с волнением, то ли с робостью.

— Нет, не далеко. Всё в порядке? Может, ты хочешь чего-нибудь? Хочешь, зайдём поесть или…