Арена

— Все верно, товарищ. Теперь мне только вниз…

Он бесцельно бродил до отъезда. Не отвечал на крики Пасторино:

— Ведь вы же знаете, что уезжаем! Так я сам должен вас всех держать за хвост? Где Надя? Отстанет, что тогда? Не знаете, а кто знает?

Шовкуненко хотелось только одного: чтобы поскорее ушел поезд. Он был безучастен ко всем, кто знал и кто не знал о случившемся. Задолго до отъезда, когда все разместились в вагоне, он прилег на нижней полке и, повернувшись ко всем спиной, забылся.

В дороге Шовкуненко старался ни с кем не разговаривать. Все были подавлены отсутствием Нади. Даже Пасторино призадумался: если нет у Шовкуненко партнерши, то и как артиста Шовкуненко тоже нет. Он наблюдал за Шовкуненко. Использовать его как грубую силу? Нет, Шовкуненко слишком большой артист…

— Ты бы хоть раз в жизни мне помогла, — обратился он к Зинаиде. — Ушла ведь от него она совсем. Верно? Так вот, легонько выведай-ка, пока доедем, чем этот парень мыслит заниматься?

— Не посмеешь, слышишь, не посмеешь убрать его из передвижки.

— Прикажешь еще одного дармоеда возить?

— Перестань! Если что-нибудь посмеешь с ним сделать, знай, я уйду с Катькой от тебя! — Зинаида, пожалуй, впервые говорила с мужем так решительно.

Пасторино понял, что эти артистишки сбили с толку даже его терпеливую безответную жену. И он, вздохнув, прошел в соседнее купе, где резались в карты Евдокия с Арефьевым. Мысли его все же возвращались к Шовкуненко. А внизу на полке лежала Катька.

«Как странно! Быть может, мысли передаются», — Пасторино вздрогнул, когда Шовкуненко, грустно глядя на Катьку, качнул головой.

— О чем думаешь? — неожиданно спросил Пасторино, свесив ноги в носках со второй полки.

Шовкуненко молчал.

— А? Что делать будешь? — нетерпеливо повторил Пасторино.

— О том думаю, что потерял! — Шовкуненко все еще смотрел на Катьку. — Было у меня лишь одно детище. Берег, хранил, думал, буду в жизнь входить, предъявлю свое детище цирку, узнают…

— Чепуха! Детище не мандат, по нему не войдешь.

— Ты думаешь о мандатах. Но их дают не всем… — ответил Шовкуненко и с неожиданным раздражением добавил: — Нам и то теперь трудно их получить. Но мы можем надеяться. А вот тебе вручат только один мандат — на свалку нашей истории. Да, именно на свалку!

21

— Чью фамилию желаете взять? — женщина с серьезной ласковостью глядела на Надю. Вадим держал Надину руку и, щуря от солнца глаза, ждал. Надя смотрела на паспорта, которые лежали на раскрытой канцелярской книге, и молчала.

— Значит, мужа? — повторила женщина.