Последствия

– Герберт Кёрт, подмастерье в лавке мастера Элиота, твой приговор – смертная казнь, путём повешенья, с предварительным отсечением левого уха. Ты признан виновным и осуждён за кражу стада овец у пастуха Иоханна, которым был пойман и предан суду, где признал совершённое деяние. Только что тебе дали возможность очиститься и покаяться; что ты и сделал. У тебя есть право на последнее слово.

– Я всё сказал. – от истощения Герберт не мог громко говорить и лишь не спеша пошевелил ссохшимися губами.

Публика, наполовину состоявшая из пьяных мужчин, оживилась и ликовала. Несколько радостных возгласов послышалось и от Вильяма.

Священник встал в паре метров от петли. Командир подвёл Герберта к высокому стулу и остановил, когда тот хотел на него подняться, в то же время к ним уже шёл палач.

Он вытащил из ножен широкий и, видимо, тупой нож, так как избавляя Герберта от последней раковины, резал её, как мягкий, сминающийся под напором лезвия, хлеб. Осуждённый инстинктивно кричал, страшно визжал, а зрители, ещё более раззадоренные выступившей кровью, с большим энтузиазмом перекрикивали его. Отпилив ухо, палач вложил окровавленный хрящ в связанные кисти Герберта и ушёл, отдавая ножны с вложенным ножом стоявшему у самого края помощнику, пока вор взбирался на стул, поддерживаемый всеми солдатами. Священник начал шептать, а палач вернулся к стулу. Солдаты встали на места, на эшафоте царила тишина, но толпу, предвкушение следующего действия, возбуждало. Герберт блуждал глазами по собравшимся, остановился на одном и опустил голову. Командир кивнул, и палач толкнул стул.

«Никто не расскажет вам о том, что случилось далее лучше меня, ведь никто не видел казнь столько раз, на скольки присутствовал я. Петля резко затягивается… кстати, хотя рот у Герберта и до того был закрыт, но всё же я не могу не разоблачить эту ложь. Сколько вашего кинематографа я не смотрел, всё вижу, как у повешенного открыт рот и высунут язык. Что за мерзость! Как можно так открыто врать! Да, язык торчать может, но он будет прикушен нижней челюстью, и то я видел это не более сотни раз.

Горло сдавливается, челюсти стискиваются. Он больше ощущает сжимающую его горло верёвку, нежели удушение. Он бесконтрольно хочет ухватиться за верёвку, но руки связаны. Ощущение удушья нарастает лишь с ходом времени. Странно, он практически не шевелится. Но всё же более половины пытаются достать ногами до пола, что конечно же у этих дураков не получается. Уж если попался, то из петли точно не выберешься. Но это ещё не агония!

К его лицу всё ещё поступает кровь – оно краснеет. Сорок три секунды – невыносимо долго – кажутся вечностью, но страдания его на этом заканчиваются – он теряет сознание. Но тело живо. Перегруженные центры определения окиси углерода в крови заставляют мозг посылать беспорядочные сигналы мышцам. Грудная клетка начинает беспрерывно, резко двигаться, сохраняя последние надежды на поглощение кислорода. Вскоре всё тело начинает биться в конвульсиях.

Ничему их прошлые казни не учат! Могли бы связать ноги, и он бы не махал ими через весь эшафот. Но перед этим коленки Герберта достали на одну минуту до подбородка, а уже после началась его пляска. Минут через пять он останавливается, и тело его струнно выпрямляется и до полукруга прогибается назад. Хорошо, что хотя бы столб установили сбоку, а то бы он не смог обрадовать нас такой формой высшей гимнастики… если такая и есть… но если нет, то знайте, что её придумал я.

Ухо стиснули пальцы, а связанные руки поднялись к груди. Как это красиво! Как это портит лужа под ним. Да, это потеря контроля над мочевым пузырём.

Представление окончено спустя двадцать минут. Актёр выпрямился, и был снят со сцены.»

Каждое новое движение тела знаменовалось свистом и криками публики, затихавшей во время самого действия, но ни в одно мгновение на площади не было тихо.

По завершении судопроизводства, толпа тронулась с места и представляла теперь не единый ком, а много мелких сгустков – групп от двух до пяти человек. Вынесенные течением масс, Анна и Вильям оказались у зловонной улицы.

– Мы хотели остаться. —напомнила девушка, когда мужчина взял её за руку и потянул на дорогу к дому.

– Как я мог забыть твоё предложение. —в раззадоренном представлением Вильяме всё ещё играли возбуждённые чувства, и он громким, нечаянно писклявым голосом продолжил. – Ты хотела погулять. Дак идём!

Вильям потянул её на улицу, но Анна сопротивлялась.

– Мы ещё успеем пройти там на обратном пути. Ты первый раз в Англии?

– Да. —бесконтрольно слетала с языка мужчины ложь, придуманная мыслями без труда должника.

– Тогда ты обязан осмотреть наш город, а я обязана показать тебе самые лучшие его места. – воскликнула Анна, так же бывшая в восторге от казни.

– Раз моим провожатым будешь ты, то я доверюсь, даже если выведешь меня из города.