– Какая ужасная несправедливость, – завывал он. – Я только слегка до нее дотронулся!
– Я звоню.
– Нет! – вскакивая на ноги, вскричал он и бросился ко мне. – Стиснув мои запястья, он уставился мне прямо в глаза. – Ты что, не понимаешь? Мы никому не можем позвонить. Наши жизни будут разрушены. Ты что, хочешь родить нашего ребенка за решеткой, Ясмин?
Родить его ребенка? Такая мысль вовсе не посещала мою голову. Я в принципе не хотела рожать детей, а меньше всего – от Тома.
– А с моей карьерой будет покончено еще до того, как она начнется! – продолжал он. – Отец лишит меня наследства. Все возненавидят меня, хотя это даже не моя вина!
«А чья же?» – хотелось мне спросить, но я не посмела.
– Но ей же нужна помощь! – вместо этого воскликнула я.
– Ей уже никто не поможет. Ни ты, ни я, ни кто-то другой. Черт побери, Ясмин.
Том упал на колени, накрытый новой волной рыданий. Плечи его тряслись.
– Это так ужасно несправедливо, – снова всхлипнул он. – Так несправедливо.
45
Я сидела на полу, не в силах пошевелиться, когда Том показался на верхних ступенях подвальной лестницы, держа в руках свернутый в рулон коврик желто-зеленого цвета.
Моя голова разрывалась от боли, и я чувствовала, что меня вот-вот стошнит. Я попыталась собрать в кучу беспорядочно роившиеся мысли, но мозг отказывался работать – словно каждая крошечная мысль требовала от него невероятной энергии и концентрации.
Том расстелил передо мной коврик.
– Помогай, – скомандовал мне он. – Бери ее за ноги.
– Но зачем?..
Я не могла ничего понять – даже в тот момент до меня еще не дошло. Я решила, что коврик нужен, чтобы доставить Паолу в больницу.
– Делай, как я сказал. – Он подошел к Паоле, наклонился и схватил ее за руки. – Ноги! – взревел он.
Я вскочила и взяла Паолу за щиколотки. Они были такими маленькими, такими отчаянно тонкими, что мне сразу подумалось о Винсенте.
– Поднимай!