Все чаще он засиживался "Под рыльцем", где жаловался дружкам на свою паскудную судьбину и искал решения ситуации так долго, пока его не нашел.
Он ждал маму до ночи, серьезный, словно бы целый день удерживал дыхание. Посадил ее перед собой и сказал:
- У капитана Нарумова в Ленинграде жена и сын. Ты знала об этом?
А она не знала, да и откуда ей было знать, так она утверждает сама, а я ей верю.
Мама приняла сенсационное сообщение деда спокойно, а расплакалась только за своим одеялом, лежа на раскладушке.
На следующий день папа ждал маму под кинотеатром "Нептун" в Орлове. Вместо того, чтобы зайти с ним в зал, мама отдала отцу платье вместе с советом вручить его жене. Потом трахнула его по морде и пошла, несомая отчаянием и гордостью, уверенная, что покончила с этим сукиным сыном уже навсегда.
НОЧЬ ВТОРАЯ – 1958 ГОД
второй вторник октября 2017 года
Мама рассказывает мне эту историю, потому что умирает. По крайней мере, она так утверждает и заклинает всем святым, чтобы я не морочил себе голову. Нет ничего проще. Она умирает с тех пор, сколько я ее помню.
Как правило, я приезжаю к ней раз в неделю, чаще всего – по вторникам, потому что в начале недели у меня выходные, а вообще жизнь у меня крутится вверх колесами: работаю до вечера, утра более или менее свободны, более всего задалбываюсь в выходные и в праздники, зато обожаю первую половину января, град и метели. Еще люблю смех своего сына, дикий, словно свист пьяного бандита, пускай бегает молодым и все себе разбивает.
Так что к маме я прихожу во вторник, как и каждую неделю, тащу сетки с покупками. Встаю пораньше и думаю об отце. Вот же влез, русак один, в башку. А если уж началось мне думаться, то никаких "помилуй", все эти мысли мне надо расходить и протоптать, чтобы вернулся покой.
Я ужасно люблю покой. Хочу, чтобы всегда было точно так же, хочу, чтобы было так, как есть.
Маму я застаю за письменным столом, в очках и с лупой она изучает счета, напечатанные на машинке письма, отпечатки обычных фотографий и поляроиды. Туда-сюда ходит сканер, в уничтожителе застряла бумага; я вхожу, а мама хватает все это барахло и пытается спрятать, как пацан, которого заловили с папашиной порнухой.
Любил ли мой папочка глиссеры? Что он охотнее всего смотрел по телику? Поднимался рано или спал допоздна? Орал на своих солдат или тянул из них жилы в тишине? Занимался ли спортом, а если да, то каким? Колупался ли иногда в носу? Разговаривал ли сам с собой? Обо всем этом я понятия не имею, и ловлю себя на том, что знать, все-таки, хотелось бы.
- Я расскажу тебе все, только потихоньку. У нас есть где-то с полгода. А потом, ну что же, меня вообще не будет. И прекрасно. Я уже нажилась. Жаль только, что тебя уже больше не увижу.
С этим ее умиранием я уже испытывал потеху раз сто. Например, когда я закончил среднюю школу, она подхватила опоясывающий лишай. Сначала ей обсыпало спину. Эта сыпь палила ее огнем, поэтому она сжимала в руках половник, термометр, сплетала пальцы, будто собиралась молиться, все, что угодно, лишь бы не расцарапывать себя. Как-то раз я заловил ее на том, как она рвет газету на тонкие, ровные полоски.
А после сыпи пришла горячка. Маму всю трясло. Я говорил: иди в поликлинику, мама, только она и слышать об этом не хотела. В ответ заявила: я сама врач, и мол, в таких простых болезнях прекрасно разбираюсь. Потом закрылась у себя в комнате и запретила туда заодить. А то, вдруг, я заражусь оспой и умру. Сама же медленно уходила в смерть, в этом у нее не было никаких сомнений. В конце концов, для людей ее возраста опоясывающий лишай бывает убийственным.
Через дверь я слышал стоны и вздохи. Все время она повторяла, чтобы я не беспокоился, поскольку все именно так и должно быть. Она меня воспитала. Я вырос прекрасным парнем и спокойно могу справиться без какой-либо помощи.
ebooksa