Мама вообще хорошо вспоминает ту поликлинику и людей, которые в ней работали, потому что каждый интересовался, прежде всего, собой, пахал и ни у кого не было времени на то, чтобы совать нос в чужие дела.
Работы было столько, что зубной техник, по своей первой профессии мастер по корпусам, приученный к нынешней деятельности из-за нехватки кадров, обрел милость контакта с пациентами. Зубы он рвал, будто свежие вишни и, совершенно довольный собой, подсовывал их маме под ее покрытый потом нос.
Мама вываривала иглы и тоже рвала зубы, скользя по полу из искусственного мрамора в облаке аэрозоля.
В те времена никто не записывался к дантисту на определенное время, народ попросту приходил, подгоняемый болью, так что приемная походила на лазарет после газовой атаки. Мужики держались за опухшие морды, дамочки прижимали щеки к фуфайкам, все шмалили так, что глаза вылезали.
И вот как раз на все это прибыл Зорро. Мама как раз высунула голову из кабинета, чтобы оценить, сколько пахоты ее ожидает.
Зорро даже в декабре не расстался с велосипедом. Он ехал на нем по льду от самой эскаэмки. Все так же он носил мокрые пелерину, шляпу и маску. Он сидел на стуле, словно бы шпагу проглотил, и так и застыл, скрестив руки на худенькой грудной клетке.
Пациенты входили и выходили, а он так и сидел, надвинув шляпу на глаза, целых полдня, если не больше. Он пропускал даже тех, кто пришел после него.
Наступил вечер, в поликлинике сделалось пусто. Мама загнала его на кресло без особых любезностей и заставила снять шляпу, что тот сделал без особой охоты, обнажая лысину. Маска осталась там, где и была.
Зубы у него были того же цвета, что и пелерина.
Если бы он пришел к ней сегодня, можно было бы спасти практически все, говорит мама, но в те ужасные времена редко когда пользовались бормашиной. Зуб вырывали – и до свидания.
Бормашина. Мама обожает это слово.
Зорро с прореженной клавиатурой во рту выглядел бы довольно глупо, поэтому мама сказала, что повоюет за них при условии, что он прийдет еще пару раз, опять же, если потратится на коронки из собственного кармана.
Народная власть оплачивала удаление, но никак не коронки с протезами.
Зорро заявил, что в таком случае заработает песнями на новые зубы. Мама приняла эту идею благожелательно, лишь бы только он не драл горло у нее в кабинете.
В принципе, весь этот Зорро ей даже понравился, потому что пришел то к ней с воспалением зубной пульпы. Весь день сидел выпрямившись и даже не застонал, только дрожал во время удаления, стискивал пальцы на подлокотниках кресла и таращил глаза.
Мама, врач с многолетним опытом, утверждает, что с болью воспаления пульпы может сравниться разве что приступ радикулита или первая дефекация после удаления геморроя.
Под конец Зорро сполз с кресла и, похоже, попробовал заснуть.
Мама подняла его на ноги, поправила пелерину и надела шляпу на потную голову. Напомнила, чтобы он снова пришел к ней, потому что всякий летит к дантисту, когда болит, а так нельзя. Зорро поблагодарил и уселся на велосипед.
И тут же с него свалился, настолько он был ослаблен. Мама его как-то привела в себя.
Она сказала ему, что велосипед в декабре – идея дурацкая, тем более, после такого удаления зубов, тут и Тарзан слетел бы с лианы, так что стыдиться нечего.
ebooksa