Бенгардийская история

22
18
20
22
24
26
28
30

– Об этом надо было думать прежде, чем делать меня из искры! – зашипел Сиб, свившись вокруг тигрёнка кольцом. – Ты подумал, где будет моё пристанище? Чем ты будешь кормить меня? Где я буду искать себе пару? У всего живого есть пара: у тебя – прекрасная маленькая тигрица Рашми, у вашего принца – Санджана, даже у твоего кузнечика была кузнечиха! А мне остаётся быть одинокой звездой.

– Я не хотел тебя создавать! – прокричал Ананд, но тут же пожалел о сказанном и выразился иначе: – Не такого я хотел тебя создать. Я пытался сделать… страшного змея – вот кого я задумывал, – сказал он и устыдился своих слов. – Неразумного змея.

– Думал сделать из меня пугало, – с ядовитым презрением процедил Сиб. – Чтобы пугать других. Да, я слышал ваш разговор с теми… Как их звали? Акил и Фар – так, кажется? И ты был готов отдать им меня на растерзание, ради забавы, чтобы спасти свою шкуру. Пугало огородное, вот кто я для тебя, да?! – он взревел таким страшным рёвом, что сосны позади них растрепались, как волосы.

– Нет, я не… – запнулся Ананд и слёзы сожаления прыснули из его глаз. Сиб смерил его брезгливым взглядом, как вдруг подобрел и сказал:

– Ну, ладно, ладно тебе, перестань хныкать. Давай я тебе кое-что покажу. Давай закроем глазки. Ну, не бойся же, я тебя не обижу. Я – не ты, я ещё не научился с той же лёгкостью, с какой это проделываешь ты, разбивать чужие сердца. Ну же, закрывай глазки, и я покажу тебе, чему научился я.

Ананд быстро утёр слёзы и прикрыл глаза: зажглись незримые связи, точнее, две связи, две серебряные ниточки, тонкие – с паутинки; одна шла от сердца тигрёнка к сердцу Сиба, а другая от сердца Сиба куда-то в сторону дворца, и они были, как настоящие, как живые.

– Вот эти нитки связывают творение со своим творцом, то есть меня – с тобой и с твоей маленькой тигрицей, – назидательным тоном продолжал Сиб. – Если же мы с тобой выкладываем все карты на стол, то слушай: мне противна наша связь. Мне до чесотки хочется разорвать эти нити, чтобы меня с вами ничего не связывало. Я хочу быть сам себе создатель, не хочу иметь ни творцов, ни родителей. Будь моя воля, пожелал бы появиться не из яйца, а сам по себе, как бы из ничего…

– Но никто и ничто не появляется из ничего… – возразил было Ананд, но Сиб оборвал его воплем:

– Молчать! Молчи и слушай внимательно… Да, моё желание почти неисполнимо. Но только – почти! Можно ведь отказаться от родительской любви и быть сам по себе. А там, где нет любви, там нет ничего, там полная свобода. Приведи ко мне Рашми, и вместе мы разорвём нашу связь. Как только это случится, даю тебе слово бенгардийца, я навсегда покину Бенгардию, и больше ты меня никогда не увидишь. Я буду ждать вас завтра на закате, на поляне эдельвейсов, твоих первых творений. Как же унизительно быть вторым, а не первым! – с наигранной досадой произнёс Сиб, прикладывая лапу ко лбу.

После этого разговора Ананд, радуясь уже тому, что остался цел, влетел в башню к Рашми через окно и рассказал ей обо всём, что с ним произошло у куста шиповника.

– Может, оно и к лучшему? – ответила рассудительная Рашми. – Сиб станет свободным.

– Ты что, не понимаешь: он хочет оборвать незримую связь! Хочет забыть нас, – пыхтел Ананд.

– Как можно запретить кому-то что-то хотеть? – пожала она плечиками. – Может, он образумится и вернётся к нам. Когда придёт время.

– Но между нами больше не будет связи… – расстроился Ананд.

– Если ниточка порвалась, её снова можно связать в узелок, – хихикнула Рашми. – К тому же, ты сам сказал – он перерос нас. И теперь он сам себе хозяин.

– Может ты и права, – задумчиво сказал Ананд.

Ананд возвращался домой со спокойной душой. Но он и не думал, какие неприятности его там поджидают. Сердце, только что бывшее легче перышка, камнем провалилось куда-то вниз: у хижины Прабхакара толпилась королевская стража, о чём-то тревожно переговариваясь приглушёнными, потусторонними голосами. Их угрюмые, озабоченные глаза шевелились в потёмках угольками, а между ними краснели свечные язычки зажжённых кончиков поднятых хвостов. На стенах хижины копошились тени.

У Ананда на глазах заиграли росинками слёзы – он чувствовал себя пойманным вором: вот и всё, конец. Но вместе с концом пришло и облегчение, будто бы всё это время, пока он нарушал законы и правила, на его груди сидела уродливая жаба, и вот она наконец-то спрыгнула и ускакала прочь.

Ананд услышал громкий плач. Возможно, плачь раздавался уже давно, но тигрёнок расслышал его только сейчас. На ватных лапах Ананд побрёл на него. Из толпы выскочил Прабхакар и крепко заключил сына в объятия.

– О, Ананд, слава артифексу, ты вернулся! – его дрожащий голос был полон неловкой и большой радости. Из-за этой неловкой радости Прабхакар в замешательстве оглянулся через плечо на плачущую тигрицу.