Сердито бросив мешковину в ведро с грязной водой, Прохор Прохорович криво ухмыляется:
— Одно слово — чертовы дети! И к тому же трусливые.
Не дождавшись ответа, старик продолжает:
— Неужели никто не учитывает расход смазочных масел? Неужели над ними нет начальства?
Никто ему не отвечает.
Катук самым любезным голосом окликает меня:
— Эй, новичок! Все еще боишься запачкать пузо?
— Много тут вас, указчиков, — огрызаюсь я, — отстань.
— Послушай меня, новичок: с такой работенкой живо вылетишь из бригады! Не удержаться тебе среди благородных людей…
— Ну-ка, подойди поближе, — говорю я и по примеру старика Прохора Прохоровича хватаюсь за мешковину. — Не бойся. Ты, я вижу, человек ученый. Значит, тебе известно, что у древних греков в ходу была такая поговорка: мало уметь говорить, надо знать, когда тебя станут слушать.
Катук, соблюдая дистанцию, отвечает:
— Где уж нам знать, о чем говорили твои древние греки! Откуда, кстати, они, философы, родом? Не из Белебея?
Он, разумеется, только прикидывается дурачком, сразу видно, что начитан.
И вот тут-то перед нами появляется в сопровождении Барабана сама «белебеевская царица».
Лира Адольфовна величаво приближается к нам. Даже в рабочей синей блузке она чувствует себя королевой.
Перед «белебеевской царицей» мелким бесом рассыпается наш бригадир.
— Куда только смотрит начальство? — притворно возмущается он. — Такую красавицу и ставить на черную работу!
— Черная работа, как я понимаю, для меня временная, — удостаивает его ответом Лира Адольфовна. — Мне обещали должность помощника оператора.
Вот уж не ждал, что она заговорит. Подумать только, сразу между собой и нами, слесарями, установила тонкую дистанцию. Выходит, что помощник оператора — высокая интеллигентная должность.
— Итак, дочь моя, не бойся, я сделаю для тебя все, что ты сказала, — неожиданно гнусавит Катук, подражая дьячку, и тут же своим голосом добавляет: — Коли попали в нашу бригаду, не мечтайте перекинуться в помощники оператора, не отпустим. Верно, ребята?