– Душенька, я вам опротивела? – поинтересовалась Макси.
– Нет, нет, – быстро ответила Надежда. – Простите, у вас костюм… он… яркий. В глазах рябит, аж голова завертелась.
– Милая, – засмеялась собеседница. – Данный наряд – мой способ борьбы с гиенами, коих тут несчитано! Они хотят сделать фото, а не получается – у них, как и у вас, в глазах рябит и голова вертится. Так им, ворогам, и надо.
Тетя Мура схватила сумку, которую ранее поставила на пол, и прижала ее к себе.
– Дорогуша, какой винтаж! – восхитилась Макси. – У меня есть портрет прабабушки, графини Монпансье. Он был написан в семнадцатом веке и на нем ваш ридикюль!
– Мой? – удивилась наша гостья. – Я сшила торбочку в тысяча девятьсот восьмидесятом, когда по случаю купила настоящую кожу.
– Брр, – передернулась Макси. – Словосочетание «настоящая кожа» звучит по-каннибальски.
– По-каковски? – не поняла Надежда.
К Стиву подбежала тощая девушка в простых джинсах и черном свитере. Волосы незнакомка стянула в хвост, на лице не было косметики.
– Ты нашел? – трагическим шепотом осведомилась она. – Ральфи в инфаркте, Молли в истерике.
– Энни, спокойно, – велел Стив.
– Эко удивление, – снова вмешалась в разговор Макси. – Молли истерит, даже когда писает в одиночестве в сортире, который стоит на полу, и в радиусе километра никого нет.
– Ой, здрассти, – заморгала худышка. – Простите! Голова кругом – невеста с катушек съехала.
– Перебрала? – усмехнулась Макси. – Килли пригласили?
– Как вы догадались? – изумилась девушка.
– Звезда Мэри, бюджет показа ограничен, – пропела «шахматная дама». – Мур бесплатно только с больными детьми работает, остальным следует платить. Лимит исчерпан. Значит, денег на оплату других этуалей нет. А остальные модельки за пиар готовы даром бегать по «языку», словно заячьи какашки.
– Заячьи какашки? – переспросила девушка.
– Ты их никогда не видела, – догадалась Макси.
– Живу в Москве, – объяснила Энни, – по улицам у нас зайцы не носятся.