Мост

Песчаная дорога — по обе стороны кустарники, колючки — то сбегала вниз, то текла по барханам и, все время извивалась, уходила вперед, вперед. С каждым шагом он острее и острее ощущал жажду. И с каждым шагом понимал, какая опасность надвигается на него. Губы пересохли, по телу струился пот. Солнце стояло в зените и, не зная пощады, палило, словно хотело своими лучами прожечь ему голову. Горячий песок, как раскаленное железо, обжигал даже через туфли на высоком каблуке, жара точила тело. Опасаясь солнечного удара, он накрыл голову пиджаком. Синтетическая ткань давила своей тяжестью, но хоть немного защищала от палящих лучей. Безмолвная пустыня нагоняла тоску. До чего упряма бывает природа! В другой раз легкое дуновение ветерка шевелило бы одежду, а сейчас все сжалось, съежилось, замерло. Суслики, которые и в жару и стужу сновали из норы в нору, словно сквозь землю провалились. Черепахи и те спешили уползти в норы.

— Ну, и молчите себе на здоровье, — сказал он неизвестно кому и вытер лицо платком. Несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, будто духота подступила к самому горлу, потом отошел шагов на пять-десять в сторону, взобрался на бархан и огляделся. Вокруг — одни пески. Вдали он разглядел маленький силуэт водокачки на станции и понял, что ушел очень далеко. Поверни он теперь обратно — едва ли ему удастся дойти до станции. Но он шел только вперед. Нельзя ему задерживаться. Что бы там ни было, любой ценой, выложиться до последнего, но к ночи он должен добраться до Караджара. И он доберется. Ведь как говорится: «По тропке пойдешь — дорогу найдешь. По дороге пойдешь — до людей дойдешь». А останешься здесь, потеряешь дорогу — можешь плохо кончить.

И снова он мерял шагами пустыню. Вдруг сзади послышался шум. Он уже давно утратил надежду, что его нагонит какой-нибудь транспорт, но все же обернулся. Увидел пылящий грузовик и улыбнулся. Вот и экипаж подан. А я торопился. Зря мучался. От рокота грузовика, показалось ему, пустыня ожила. Откуда ни возьмись вымахнул зайчишка. Видно, машины испугался.

— Ах, трусишка несчастный, кто тебя тут тронет, даже если рядом будешь сидеть, — проговорил парень вслед зайцу и приготовился забираться в машину. Вот сейчас машина остановится, и он махнет в кузов. Сейчас.

Однако грузовик пропылил мимо, словно никого здесь и не было. Парень обомлел:

— Да что же это?! Как можно в пустыне проехать мимо? — ругал он шофера. — Что я ему, пугало при дороге? Да хоть бы и пугало — я бы ни за что мимо не проехал! А может быть, он не увидел, просто не заметил? Но если не видит меня, то как видит дорогу?.. Слепая курица!

В отчаянии застыл он на пыльной обочине и не услышал, как кто-то, сидевший в кузове, забарабанил по крыше кабины, не услышал, как загремела арматура в кузове. И только когда рассеялась пыль, он увидел: кто-то в отдалении машет ему рукой. Не понимая, что случилось, он неуверенно двинулся к машине. Еще издали услышал, как шофер, высунувшись из кабины, кричит на сидящего в кузове. А тот и бровью не ведет. Наоборот, обращается к парню, который в нерешительности подходит к машине:

— Ты что еле тянешься? Быстрее давай!

Только теперь он разглядел, что это женщина. Он подошел к грузовику и, не сводя глаз с шофера, заросшего щетиной, полез в кузов. Видно было, что гордости и надменности парню не занимать. В другое время он сказал бы водителю:

— Иди ты со своей машиной! Лучше пешком пойду, а с тобой не поеду!

— Бессовестный, что ты, на своей спине возишь?! Давай поезжай быстрей! — ответила шоферу женщина в его же тоне, после того как парень оказался в кузове. Шофер, словно вымещая свою злость на грузовике, оглушительно хлопнул дверцей и надавил на газ. Машина резко дернулась, и сидящим в кузове показалось, что у них вот-вот оторвется голова.

Наконец задние колеса, скрежетнув о песок, покатили с жалобным скрипом. Шофер обернулся и в заднее стекло посмотрел на пассажиров. Передразнил женщину:

— «Давай поезжай!» Тоже мне начальник отыскалась, вертихвостка безмужняя! — злобно выпалил он и изо всех сил крутанул баранку.

Казалось, он не руль крутит, а в ярости ворочает каменную глыбу. Но и на этом шофер не успокоился. Обернулся еще раз, теперь на парня:

— Ты тоже хорош! Слюнтяй, молокосос, а руку поднять, попросить человека, который тебе в отцы годится, подвезти ниже своего достоинства полагаешь. Все вы, молодые, с гонором. Оставить тебя здесь — узнал бы, как нос задирать, да ладно… Что за времена!.. что за век! — проворчал он, беря в зубы сигарету «Памир».

Парень сел было на длинную арматуру, но это было неудобно, и он заерзал в поисках местечка получше. Но устроится получше здесь было невозможно. Всякий раз, когда машину подбрасывало на ухабах, переплетенная арматура защемляла его тело. Женщина сидела на железобетонной плите, подложив фуфайку, и почему-то молчала. Наконец, видя, как мучается парень, она тихо сказала:

— Садись сюда, я тебя не съем.

Прозвучало это не очень любезно, но парень не обиделся. Сел рядом с незнакомкой. Но и на плите было ненамного удобнее.

Он сидел бок о бок с женщиной и смотрел в пол. А та разглядывала его с ног до головы. Немного погодя она вытащила из хозяйственной сумки горсть семечек и протянула парню. Он поблагодарил и отказался: жажда отбила всякий аппетит. Женщина принялась грызть семечки. И до чего же ловко она их щелкала! Не как все — разгрызая передними зубами, а просто забрасывала их в рот, а оттуда лентой по ветру стремительно вылетала шелуха. В минуту она расправилась с целой горстью. Вытерла руки и снова потянулась к сумке. Поняв состояние спутника, достала яркий термос, налила в крышку холодной газированной воды и предложила парню. Он не заставил себя долго упрашивать. На душе стало легко, прохладно.

Как говорится, «одиночество дано только аллаху». Наверное, женщине надоело молчать. Улыбнувшись, она щелкнула по дипломату, который парень держал на коленях.