Ахмед цокает, говорит:
— Спокойной ночи, Антон.
— Спокойной ночи, Ахмед.
…Просыпаюсь от холода. Щели в крыше замазаны туманом. Тьма из сарая ушла, и теперь видно, что сена в сарае всего лишь на две трети. Его придерживает решетка из старых досок, оставляя в центре, напротив входной двери, свободное квадратное пространство. Туман не лезет в сарай: стоит на шаг от двери, стесняется.
Какой-то мужчина вполголоса удивленно говорит за стеной:
— Сегодня их там уже двое.
В ответ женский голос, сдержанный, тихий:
— Значит, друг к Ахмеду приехал. У нашего сына везде друзья.
— Радостные сердцу слова, — говорит мужчина, и в его голосе столько убеждения, сколько воды в море. — С друзьями легче идти по жизни.
— Откроемся Ахмеду, — предлагает женщина. — Пригласим в дом сына и его друга.
— Нет, — твердо отвечает мужчина. — Пусть Ахмед сам придет. Пусть будет джигитом, а не ребенком.
Ахмед был весь в сене. Над сеном только голова. Он совсем еще молодой. Как я. Нет, на год старше. Интересно, по какой причине он не живет дома, а прячется в сарае от отца и матери?
Кажется, Ахмед почувствовал, что я смотрю на него и о нем думаю. Открыл глаза и как-то ловко и быстро выбрался из сена.
— Проспали, — сказал он уныло.
— Туман, — я пожал плечами.
Он протер глаза, покашлял в кулак, немного ободрился:
— Туман — наш брат. В тумане проскочим.
— Нужно ли? — спросил я как можно равнодушнее.
— Зачем вопрос? — удивился Ахмед.
— Они знают, что ты здесь.