— Нет-нет. Я специально просился в пехоту.
Из дивизионной газеты Н-ской части от 18 февраля 1944 года:
— Пристегните ремни. Самолет идет на посадку.
Стюардесса лебедем проплыла по салону, взгляды мужчин следовали за ней. Матвеев, сидевший возле иллюминатора, видел лишь плечи и красивую шею девушки. И волосы темной бронзы, видимо крашеные. Но все равно смотреть на стюардессу было приятно. В самом ее пребывании здесь, на борту самолета, было что-то от психотерапии.
За иллюминатором в обнимку с солнцем двигались облака, голубела даль. Там, где-то под облаками, лежала земля.
Первый раз он летел самолетом в сорок третьем. То был транспортный «дуглас». Начальник госпиталя, худой, усталый, но крайне жизнерадостный грузин, через знакомого штурмана устроил Матвеева на этот рейс. Весь фюзеляж был забит мешками с валенками.
— Полезай туда, наверх. Там напарник есть, — посоветовал штурман, хитро улыбаясь.
Матвеев не придал значения улыбке. Он подумал, что штурман сомневается, удастся ли ему забраться на груду мешков. Однако война чему не научит…
Длинное чрево самолета выглядело неприветливо и даже немного пугающе. Но там, где-то наверху, между мешками и алюминием, был живой человек. И это сознание бодрило, успокаивало.
— Старшой! — крикнул штурман. — Ты к нему под тулуп лезь, а то на высоте замерзнешь.
Над входом в кабину пилотов чуть желтела крохотная лампочка, дальше же было почти темно. Солдат, видимо, спал, голову накрыл тулупом. Матвеев не стал его будить, прилег рядом.
Загудели моторы. Самолет задрожал, затрясся, стало покачивать. И хотя шинель была на Матвееве новая, он вскоре убедился, что штурман не зря предупреждал — здорово похолодало в самолете.
Толкнул он своего попутчика. И крикнул, потому что гудели рядом моторы:
— Браток, пусти фронтовика погреться!
В ответ «браток» еще крепче натянул на себя тулуп и вроде бы сжался.
Насмотрелся Матвеев за эти военные годы на людей, каких только не встречал. Подумал: «Черт с ним. Может, человек контуженый. Не замерзну и так…» По примеру попутчика свернулся калачиком, попытался зарыться в мешки поглубже.
Вдруг самолет сильно тряхнуло, видно, в воздушную яму попал. А «браток» возьми и закричи женским голосом: