— Ты приедешь к нам на учения? — спросил полковник Матвеев.
— Постараюсь.
— Постарайся. Дивизию принял новый человек. Молодой генерал. Таким… Понимаешь… Когда человек молод, то люди моего возраста кажутся ему глухими стариками.
— Ну, брось ты это, Петр. Какой же ты старик! — запротестовал Игорь.
— Не перебивай… Мне, как никогда, важно, чтобы мой полк выступил на «отлично». Мы все делаем для этого.
— Я понимаю. И просто верю, что все будет хорошо.
Ночь дрожала на запотевшем стекле. Окно перечеркивала темная линия леса, неровная, с серыми провалами предрассветного неба. У самой кромки под рамой на стекле отражался белый плафон, освещавший купе мягко, ненавязчиво. Свет от него исходил туманный, подрагивающий в такт стуку колес.
…Колеса проносились совсем близко. И было видно, как прогибались под ними рельсы. Загорелая женщина в соломенной шляпе с васильками под золотистой лентой посмотрела на него из раскрытой двери тамбура, улыбнулась ему, мальчишке.
Он стоял на переезде в закатанных по колено штанах, с удочкой и стеклянной банкой, в которой шевелились рачки, такие же золотистые, как лента на шляпе женщины.
Она улыбнулась ему еще раз и что-то сказала спутнику в красно-зеленой тюбетейке. Тот, кивнув, высунул голову из тамбура и тоже стал смотреть на мальчишку.
Поезд проносился мимо в грохоте, запахах мазута и разогретого металла.
Женщина все выглядывала из тамбура, но теперь уже не видно было, улыбается она или нет.
А море в тот день оказалось тихим и розовым. Розовым не только у горизонта — в этом не таилось бы никакого чуда, но и у проржавевших свай причала, с которого он ловил барабульку.
Он знал, что больше никогда не увидит эту красивую женщину. И ему было грустно, а отчего, он и сам бы не мог сказать…
Извиваясь, сверкнула молния. На какое-то мгновение Матвеев увидел верхушки деревьев в зелено-золотистых отливах. Потом окно снова сделалось темным. Но Матвеев все еще видел заколдованную толпу осин, берез, сосен…
Проводник заглянул в купе, почтительно, словно извиняясь, объявил:
— Вам скоро выходить. Я помогу вынести вещи…
— Спасибо. У меня мало вещей.
— Это хорошо, — сказал проводник, — когда вещей мало. Ведь люди что? Ведь сколько с собой тащат, будто в последний путь… А в тот… совсем ничего и не требуется.
Жанна стояла на перроне среди двух чемоданов, высокой сумки и картонного ящика, крепко перевязанного веревками, — мать и отец поместили туда банки с вареньем и разными соленьями, заготовленными еще прошлой осенью.
ebooksa