Станислав Любомирович Домбровский сказал мне:
— Война для вашего отца, Антон, продолжается. И будет продолжаться до самой смерти. Шрамы души вечны, как шрамы тела.
Когда я уходил в первую смену, отец еще спал. Однако, возвращаясь, я заставал теплую кастрюлю с едой, накрытую полотенцем и старым ватником. Готовил отец вкусно.
— Я бы поваром пошел, — признался он однажды. — Всегда мечтал быть поваром. Только не в столовой, а в ресторане. Ко мне бы специально со всего побережья знатоки приезжали. — В глазах у него появилась искренняя, почти детская радость. Он шмыгнул носом и далее крепко потер переносицу. — Когда готовишь, фантазировать надо.
— Ваш отец прав, Антон, — говорил Домбровский. — Фантазия — это прежде всего творческое начало. Без оного невозможно никакое серьезное деяние… А что касается мечты, то, увы, мечта сбывается нечасто.
— И ничего нельзя сделать?
— Делать и только делать. Ибо созидание породит, и не только породит, но и осуществит новую мечту. Сделает ее плотью. А первая мечта, заветная мечта останется голубой дымкой юности. Каждый человек должен иметь такую дымку. Это счастье, Антон, что она есть у вашего отца…
…Дня через два, как ушел Онисим, мы сидели с отцом, ужинали горячими варениками с картошкой и пили душистый крепкий чай. Отец вначале рассуждал о смысле жизни человека, подобного старцу. Кстати, Онисим пошел осматривать ближайшие аулы и обещал непременно заглянуть на обратном пути. Отец говорил:
— Онисим человек, который ищет. И знаешь, что он ищет?
— Какие-то сокровища, — ответил я, прожевывая вареник.
Отец раздраженно замахал руками:
— Глупости. Хреновина там, а не сокровища.
— Я сам видел — крест с бриллиантами.
— Один крест ничего не значит, — отец стукнул ребром ладони по доске стола. — Может, он ему от деда или от бабки достался… А ищет Онисим сам себя.
— Что он, тоже контуженный? — без особого такта спросил я. Но отец не обратил внимания.
— Это разные вещи. Если человек ищет, то он ищет. А вот ты не ищешь ничего.
— Неправда. Розовую краску ищу.
— Вот, вот… А есть парни — спортом увлекаются. Со мной один лежал, можно сказать, чахоточный. Кожа да кости. А он рисует. День и ночь рисует…
— В темноте?
— В мозгах… У меня в роте помкомвзвода был. С Украины. Писал. Всем солдатам письма писал. Говорил: «Вернусь домой, товарищ старший лейтенант, письменником стану…» Черепок ему снесло под Каунасом. А ты вот рисовать не умеешь, — значит, в художники дороги нет. В писатели — тоже…
ebooksa