Второе сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

Она медленно обошла комнату, внимательно разглядывая много раз виденные репродукции на стенах, корешки книг за стеклами полок, безделушки на пианино, включила и выключила лампу на письменном столе — = все это спиной к нему, без слов.

«Ну ладно, Роман, пойду! Надумаешь — позвони, я буду ждать. Я уже научилась. Трудно, оказывается, только поначалу… До свидания. Приручай свое…»

Она тряхнула головой, провела кончиком языка по верхней губе и вышла в коридор. Он растерянно молчал, стоя все это время возле опустевшего дивана, и так, молча, с дымящейся джезвой в руках, проводил Клавдию до дверей.

— Что будем делать вечером, Виктор?

— Вечером? Ко мне поедем.

Тамара вышла из кабинета.

Тарасов ответил машинально, думая о другом. Поспешил: сегодня надо было бы побыть одному. Когда есть о чем поразмыслить, когда требуется найти какое-то решение — лучше это делать в одиночку… Он все еще находился под впечатлением состоявшегося у него перед самым появлением Тамары разговора. Позвонила Клавдия. Говорила, не включая экрана ВТ. Он сначала не узнал ее хрипловатого, клокочущего голоса, совершенно не похожего на обычный, и только по интонациям понял, что — она.

«Витя! Витя, выручай — не знаю, как быть… Выручай, Витя! Не получается у нас ничего с Романом. Он какой-то… вроде тот же самый и совсем не тот. Как будто между нами ничего не было… Говорит, что он тут ни при чем, что виной всему — его новое сердце: ему с ним не сладить, оно — само по себе. Ты понимаешь меня, Витя?.. А его понимаешь? Это так и должно быть? Или Роман просто темнит, разлюбил — и темнит? Ты ведь знаешь — я жить без него не могу. И ты знаешь меня — мы с тобой с одного двора, ты меня хорошо знаешь — я черт те что могу! Сделай, Витя, что-нибудь — ты же у нас всегда был самым умным, придумай, придумай!..»

Она заплакала и выключила связь.

«Придумай…» Легко сказать!.. Как будто он не думал?! Думал, не мог не думать, услышав как-то от Романа вскользь сказанное: «Не пишется…» Дальше — больше. На одной из прогулок Роман признался: «Знаешь, все мое существо отторгает его. Нет, не пугайся: никаких тревожных физиологических ощущений нет — ни болей, ни перебоев. А все-таки — отторгает…» И теперь вот — звонок Клавдии.

Случаев таких в практике Тарасова не было, в спецлитературе подобные явления не отражены. Целыми днями голова крутила свои жернова, перемалывая одну и ту же заботу, отпугивая вечерами сон, мешая отдыху не находящего покоя тела. Но и во сне жернова продолжали заданное днем вращение, будили каменным гулом задолго до привычного времени подъема.

…Усталый и ублаженный, Тарасов впервые за много дней заснул мгновенно и сразу же, как ему почудилось, проснулся. Все, что надо было сделать, приснилось в мельчайших подробностях, четко запечатлелось в мозгу. Он сел на постели, зажег бра и, посмотрев на часы, прикинул, что часа полтора, однако, проспал…

Потревоженная светом Тамара, не открывая глаз, потянулась и протянула к нему руки.

— Погоди, милая! Тут идея…

— У тебя одни идеи на уме!

Тамара обиженно отвернулась к стене, уткнулась лицом в подушку, натянула на голую спину простыню. Он выключил бра и сидел, уставившись в темноту.

Идея была настолько проста, что Тарасов больше всего удивился, где она так долго гуляла, не соизволя заглянуть в его гениальную голову…

Снова засыпая, он вспомнил, что встречался с похожей ситуацией в рассказе какого-то писателя-фантаста прошлого века. Рассказ имел счастливый конец.

Дверь отворила Вера Ивановна.

— Проходите, Виктор, Роман у себя.