– Сейчас придет Князев, – сказал он, – сделай снимок и отправь его домой. Сегодня больше ничего не будет. Может быть, и завтра.
– Что-то случилось? С уровня он вернулся вовремя.
– Дело не в этом. Пусть отоспится… И вот еще что… – Латышев помедлил. – Почисть ему память.
– Он может опять не захотеть.
– Значит, без его согласия.
– Но ведь… – начал было Болдин, но, внимательно посмотрев на Латышева, осекся. – Хорошо.
Латышев погасил экран, подошел к окну и распахнул его. С порывом свежего ветра в комнату ворвался упругий шум листвы.
На улице была теплая ясная ночь. Внизу, освещенные светом окон, метались верхушки тополей. Латышев постоял, закрыв глаза и подставив теплому ветру лицо. Он заставлял себя ни о чем не думать, давая передышку утомленному мозгу.
Вскоре появился Болдин.
– Что вы сделали с Князевым, Николай Алексеевич? – спросил он, доставая из шкафа и протягивая Латышеву энцефаллор. – Он чуть ли не умолял меня почистить ему память.
– Умолял?
"С чего бы это?.." – вяло подумал Латышев и тут же отвлекся:
– Ладно, давай смотреть…
Князев (предпоследний выход на уровень)
… В дверь забарабанили.
" 0, Господи!.. – сердце у Стиверса бешено заколотилось. Он со страхом посмотрел на окно – улица была освещена. – Опять?.. Боже мой…"
Он суетливо вскочил, уронив несколько листов рукописи, и, не поднимая их, кинулся открывать.
На пороге стоял полицейский. Он схватил Стиверса за воротник халата и рывком выдернул на лестничную площадку.
– Есть еще кто-нибудь в квартире? – спросил он. Стиверс мотнул головой. – Давай вниз… И быстрее! – он толкнул Стиверса так, что тот, запутавшись в полах халата, едва не скатился по ступеням, и вошел в квартиру.
Стиверс вдруг представил, как сапоги полицейского ступают по разбросанным листам его рукописи, и его охватило отчаяние.