Но несмотря на все это, Библия предписывала праведному иудаисту поселиться в Палестине, и это не могло не тревожить ортодоксов. Согласно одному из них, не следовало путать жизнь в Эрец-Израиле с обязанностью поселиться там. Ортодоксальные иудеи могли чувствовать себя свободными от этой заповеди по ряду причин, в число которых включали опасность для жизни, экономические препятствия, невозможность дать детям ортодоксальное религиозное образование или, наконец, невозможность изучать Тору в Эрец-Израиле[588]. Более того, ортодоксы воспринимали сионизм не как движение, нацеленное на возрождение Палестины, а, напротив, как еретическую попытку основать государство — Иудейское Царство, создание которого, согласно традиции, было привилегией Мессии. Идеологи ультраортодоксального крыла, такие, как Исаак Бройер, считали евреев «религиозной нацией», т. е. нацией, отличающейся от всех других в том отношении, что единственным ее содержанием является религия. Сионизм, выводящий религию за рамки национального возрождения, превращает нацию в пустую оболочку. Ведь без религии вся еврейская история представляется лишенной смысла! Еврейская нация не погибла благодаря тому, что стремилась спасти свою религию; религия же, в свою очередь, спасла еврейскую нацию. После двух тысяч лет перенесенных страданий не безумие ли теперь пытаться превратить евреев в такую же нацию, как и все другие, политизировать их и создать государство, отделенное от религии[589]? Согласно этой доктрине, сионизм, заимствуя современный национализм из Западной Европы, лишал еврейскую нацию ее подлинного культурного содержания. Таким образом, он сделал ставку на самую отвратительную форму ассимиляции. Сионисты утверждали, что если еврейская нация породила таких гениев, как Спиноза и Маркс, если она внесла огромный вклад в развитие западной цивилизации, даже находясь в диаспоре, то ее потенциал раскроется еще ярче, когда евреи преодолеют ненормальность и ограниченность существования в диаспоре и обретут свое государство. На это Бройер отвечал, что все подобные спекуляции не подкрепляются историческим опытом и не означают законности национальных притязаний евреев. Нация может выдвигать требования лишь на основе того, чего она уже достигла, а не под предлогом своих возможных достижений в будущем[590].
Такова была наиболее утонченная форма, которую приняли идеи антисионистов-ортодоксов. «Агудат Израэль» в своей пропаганде и просветительской программе резко обличала сионизм. В общинной политике Восточной Европы эта партия даже шла на сотрудничество со сторонниками ассимиляции, поскольку сионизм был для нее более опасным врагом. С другой стороны, «Агудат Израэль» долгое время отказывалась сотрудничать с религиозными сионистскими партиями (такими, как «Мицрахи»), поскольку те являлись частью мирового сионистского движения, объявившего нейтралитет по отношению к религиозным делам. Правда, время от времени случались взаимные уступки. На встрече в Вене в 1923 г. было решено, что одной из целей «Агудат Израэль» должна являться колонизация Эрец-Израиля в духе ортодоксальной религиозной традиции. Но эта была всего лишь одна из множества целей и далеко не самая важная. После Декларации Бальфура ортодоксальная оппозиция еще более ожесточилась, поскольку сионисты стали строить жизнь в Палестине на светской основе, не принимая в расчет религиозные чувства ортодоксов[591]. Особенно возмущали ортодоксов такие «кощунственные» поступки сионистов, как предоставление женщинам права голоса и пренебрежение советами ортодоксальных раввинов в отношении соблюдения религиозных законов в повседневной жизни.
Экстремистские ортодоксы в Палестине, в основном сосредоточенные в Иерусалиме, нашли в лице «Агудат Израэль» союзника в борьбе против сионизма. Их лидеры регулярно обращались к британскому правительству и в Лигу Наций с жалобами на сионистов и на их стремление подменить национальный дом домом сионистским. Время от времени они даже пытались заручиться поддержкой арабских лидеров в борьбе против «господства сионистов». Конфликт достиг своей кульминации, когда был убит Де Хан — член исполнительного комитета «Агудат Израэль». Де Хан, по происхождению голландский еврей, был талантливым поэтом и искателем духовной истины. («Кого я ожидаю этой ночью, сидя у храмовой стены, — Бога или Магомета-конюха?» — спрашивал он в одном из своих стихотворений)[592]. В какой-то период своей жизни он был социалистом и вольнодумцем, затем женился на христианке; не желая разводиться с ней, он в то же время чувствовал сильнейшую потребность оправдаться за свои поступки. Он яростно обличал сионизм в своих телеграммах в британские газеты и критиковал Декларацию Бальфура, а также верховного комиссара и других британских чиновников за их якобы просионистскую политику.
Некоторые сочинения Де Хана были откровенно антисемитскими: он утверждал, что евреи стремятся к мировой революции и к господству над всем миром. Они повсюду вносят распад и разрушение. Они свергли царское правительство в России; на них лежит ответственность за поражение Германии и Австрии в I мировой войне[593]. Если даже Россия и Польша не могут смириться с присутствием евреев, то в Палестине им тем более не место. Де Хан одевался, как араб, и имел обыкновение заговаривать с евреями по-арабски, хотя и знал, что они, как правило, не владеют этим языком. Он был убит на иерусалимской улице 30 июня 1924 г. Много лет спустя стало известно, что его убили рядовые члены «Хаганы» без ведома своего верховного командования. Для крайне ортодоксальных иерусалимских евреев Де Хан стал настоящим героем, погибшим, как средневековый мученик, во славу Божию. Де Хана никак нельзя назвать типичным для «Агудат Израэль» лидером, однако убийство его наконец прояснило ситуацию и продемонстрировало, до какой глубины дошла взаимная ненависть между сионистами и их противниками. Рабби Зонненфельд привычно именовал сионистов «злодеями и разбойниками» и заявлял, что вместе с Герцлем в Эрец-Израиль вошел ад. Розенхайм, политический лидер центральноевропейской ортодоксии, склонен был выражаться более мягко, однако и он предостерегал религиозных сионистов от «смертельной опасности», которой они подвергаются, сотрудничая с теми, кто не приемлет божественного закона[594].
Изменившаяся ситуация в Палестине постепенно вынудила лидеров антисионистской ортодоксии искать новые подходы для осуществления своих планов. Ортодоксы по-прежнему не признавали сионизм, однако мало-помалу они стали принимать более активное участие в колонизации Палестины. Главными проводниками перемен стали молодые активисты «Агудат Израэль» и рабочий филиал этой партии, созданный в Польше в 1922 г. Некоторые члены этого филиала приехали в Палестину в 1920—1930-е гг. и основали поселения в различных районах страны. Ортодоксы также изменили свое отношение к ивриту, который прежде был для них табуированным языком; только экстремисты продолжали настаивать на пользовании исключительно идиш. Убийства ортодоксальных евреев-антисионистов в Хевроне, Сафеде и Иерусалиме во время бунтов 1929 г. потрясли членов «Агудат Израэль» и подтолкнули их к сотрудничеству с сионистами в некоторых областях; впрочем, ортодоксы по-прежнему принципиально отказывались входить в Национальный совет евреев Палестины («Ва’ад Леуми»), учрежденный в 1920-е гг. Они выдвигали требования, совершенно неприемлемые для нерелигиозного большинства, а именно — заявляли, что Национальный совет должен признать авторитет Торы; что членом совета не может быть тот, кто открыто нарушает заповедь о соблюдении субботы; что женщины не должны иметь права голоса; что совет не должен субсидировать заведения, готовящие запретную пищу (например, рабочие столовые)[595].
Но самое большое замешательство и в конце концов глубокий раскол в рядах «Агудат Израэль» вызвали нацистский режим и холокост. Исаак Бройер обвинял своих соратников в том, что те пренебрегали Палестиной, хотя теоретически в их программу уже давно входила задача «созидательной деятельности в Палестине»: «Не следует оставлять иудейскую историю на попечение сионистов», — заявлял Бройер в 1934 г.; если «Агудат» действительно хочет победить сионизм, то она должна стать частью еврейской истории, должна готовить еврейскую родину и еврейский народ к воссоединению под властью Торы. Такова воля Божественного Провидения, игнорируя которую, ортодоксальные иудеи ставят под угрозу собственное существование[596]. Сионисты пожертвовали метаисторией ради истории, т. е. ради желания превратить евреев в обычную нацию; но ортодоксия настолько увлеклась борьбой с сионизмом, что пренебрегла своим долгом перед Святой Землей. Ортодоксы не поняли, что Декларация Бальфура и колонизация Палестины представляют собой историко-метаисторическое чудо, встречу этих двух течений, подобную той, которая произошла перед Откровением на горе Синай[597].
В 1937 г. Бройер предложил Генеральной Ассамблее «Агудат Израэль» принять наконец решение по вопросу, что же такое Декларация Бальфура — божественное указание праведным евреям или сатанинская уловка? Ответа он так и не получил. Некоторые духовные лидеры палестинской ортодоксии соглашались с отношением Бройера к сионизму, тогда как Розенхайм и другие видные деятели выражали сомнения: достаточно ли сильна «Агудат Израэль», чтобы противостоять сионистскому влиянию в Палестине? Ведь у сионистов — огромная фора! Строить жизнь в Палестине — достойное дело, но при этом нужно обязательно соблюдать Тору; иначе вся работа окажется бессмысленной. А для Розенберга (в 1934 г.) это означало, что нет никакой уверенности, следует ли ортодоксальному еврею связывать свою судьбу со светским Эрец-Израилем. Розенберг и его друзья-антисионисты не изменили своих позиций даже после холокоста. Они заявляли, что сионистский лозунг об эвакуации европейских евреев, о собирании изгнанников неверен, ибо никому не дано знать, в какой части диаспоры должна свершиться мистическая судьба дома Иаковлева до прихода Мессии[598]. Таким образом, ортодоксальные европейские евреи получали противоречивые советы: эмиссары из Палестины старались склонить их к эмиграции в Эрец-Израиль, чтобы укрепить силы палестинской ортодоксии; а пропагандисты «Агудат Израэль» на Западе, напротив, советовали ехать в Америку.
В период между окончанием войны и созданием государства Израиль в Палестине действовала немногочисленная, но чрезвычайно активная ультраэкстремистская группировка, обвинявшая «Агудат Израэль» в том, что та подпала под влияние сионистов. Эта группировка базировалась в Иерусалиме и носила имя «Стражей Города» («Нетурей Карта»); ее возглавляли Амрам Блау и Аарон Каценеленбоген. Их поддерживали последователи раввинов Бриска (Польша) и Сатмара (Венгрия), которые со временем проникли в Америку и страны Западной Европы, а также некоторые талмудисты — например, Хазон Иш[599]. Согласно учению «Стражей Города», всякий, кто признавал государство Израиль, являлся отступником, ибо цель этого государства — увести евреев от религии. С точки зрения членов «Нетурей Карта», между «Агудат Израэль», шедшей на компромиссы с сионистами, и «Мицрахи», которая изначально придерживалась сионистских взглядов, никаких существенных различий не было. Эти ультраэкстремисты обвиняли раввинов, поддерживавших «Агудат Израэль», в том, что те отравляют души молодого поколения, и обличали кощунства, ежедневно и бесстыдно творящиеся в государстве Израиль[600]. «Стражи Города» отказались принять участие в войне за независимость 1948 г. и требовали интернационализации Иерусалима и передачи его под наблюдение ООН. Они отказывались получать израильские удостоверения личности, поскольку полагали, что любая, даже самая незначительная уступка секуляризму и светской жизни рано или поздно приведет к катастрофе традиционного иудаизма (как они его понимали). В своей упорной борьбе за сохранение «специфического характера еврейского народа» члены «Нетурей Карта» готовы были признать любое государство в мире, кроме одного — того, которое создали их единоверцы. Их нападки на «Агудат Израэль» были оправданы в том отношении, что после II мировой войны эта партия действительно стала двигаться в сторону компромисса с сионизмом. Бастионы религиозной ортодоксии в Восточной Европе рухнули, а лидеры ее обнаружили, что будущее иудаизма в Эрец-Израиле зависит от того, сможет ли «Агудат Израэль» оказать поддержку еврейской общине в этой стране и извлечь максимальную пользу для иудейской веры из демонстраций своей солидарности с сионизмом[601]. Примерно за год до создания государства члены «Агудат Израэль» достигли соглашения с палестинскими лидерами сионизма по некоторым особо важным вопросам — в частности, по соблюдению субботы и законов, связанных с питанием, образованием и браком. Таким образом, были созданы предпосылки для участия «Агудат Израэль» как части Объединенного Религиозного Фронта в израильской политике. Позднее, в 1961 г., в кабинет министров Израиля впервые вошел представитель рабочей секции «Агудат Израэль», отколовшейся от основной организации.
Обзор конфликтов, происходивших внутри ортодоксального лагеря после создания государства Израиль, и полемики ортодоксов с нерелигиозным большинством лежит за пределами данного исследования. Возможно, не совсем справедливо представлять перемены в отношении «Агудат Израэль» к сионизму исключительно в терминах практической политики. Ведь изменение ориентации этой партии началось задолго до 1948 г. В 1936 г. Бройер, обращаясь к своим коллегам по партии из Иерусалима, где он к тому времени поселился, заявил, что не может быть никаких сомнений в том, что связи между еврейским народом и Эрец-Израилем за прошедшие века не распались. Таким образом, еврейскому народу в его конфликте с арабами не следует бояться, что Бог рассудит спор не в пользу евреев[602]. Десять лет спустя представители «Агудат Израэль», свидетельствуя перед англо-американской следственной комиссией, выступали в защиту еврейских притязаний на Эрец-Израиль (правда, с точки зрения религиозных прав). В появлении еврейского государства они усматривали десницу Божью, дар небес евреям-мученикам. Создание государства еще не было окончательным искуплением, но началом искупления. Так, почти сто лет спустя после начала оппозиционного движения ортодоксы переменили свою точку зрения и присоединились к тем, кто отстаивал право евреев на государство. Они заявили, что Израиль возник не в результате усилий сионистов, а как божественный дар. Еврейское государство означало для них теперь «священное откровение и миссию», что вовсе не подразумевало признание сионизма[603]. При всем их клерикальном экстремизме большинство ортодоксов оказывались реалистами в политических вопросах. Следуя заветам С. Р. Гирша и других мудрецов, они и пальцем не пошевелили, чтобы создать государство. Но как только государство возникло, его существование стало фактом, игнорировать который ортодоксы не смогли и не стали.
Критика сионизма со стороны либеральных сторонников ассимиляции и религиозных ортодоксов звучит и по сей день, хотя в несколько иной форме, чем раньше. Что же касается оппозиции со стороны бундовцев и территориалистов, то она стала достоянием прошлого. Территориалисты откололись от сионистской организации после того, как она отказалась принять план переселения в Уганду. В 1905 г. в Лондоне была основана Еврейская территориальная организация (JTO) под руководством Израэля Зангвилля и его англо-еврейских соратников; ее поддержали различные левые группировки Восточной Европы, также покинувшие ряды сионистского движения. Территориалисты утверждали, что целью еврейского народа является вовсе не Палестина: «Мы не придаем никакого значения своим так называемым «историческим правам» на эту страну». Не признавали они и какой-либо органической связи между сионизмом и Палестиной[604]. Еврейская территориальная организация снарядила экспедицию в Анголу для исследования возможностей создания там еврейских поселений. Рассматривались также варианты Триполитании, Техаса, Мексики, Австралии и Канады. Однако все эти проекты окончились провалом, и в 1925 г. JTO была распущена. Десять лет спустя возникла «Лига Свободной Земли» — неотерриториальное движение. Оно не настаивало на политической независимости евреев, ограничиваясь культурной и религиозной автономией. Неотерриториалисты строили планы массовых поселений в Западной Австралии, Суринаме и других частях земного шара, но добились не больших успехов, чем JTO. «Лига Свободной Земли» приветствовала создание государства Израиль, но объявила, что по причине своей ограниченной территории эта страна не сможет стать домом для всех евреев. После II мировой войны, с ликвидацией лагерей для перемещенных лиц и с расселением содержащихся в них людей по разным странам мира, лига неотерриториалистов также распалась.
Гораздо более влиятельной организацией был «Бунд» — самая мощная еврейская партия в Польше в годы между двумя мировыми войнами. Будучи воинствующей социалистической партией, «Бунд» в равной степени был настроен против сотрудничества с еврейской буржуазией, с ортодоксами и с коммунистами. Ее лидеры, в отличие от Ленина, верили, что евреи — это единая нация, хотя и находящаяся в рассеянии. Лозунг бундовцев звучал как «Национальность без государственности». Бундовцы с возмущением отвергали идею, что у евреев нет родины и что они — чужаки повсюду, кроме Палестины[605]. Они заявляли, что создание еврейского государства усугубит конфликт между евреями и арабами и что Палестина в любом случае слишком мала, чтобы разрешить «еврейский вопрос». Они обвиняли трудовой сионизм в сотрудничестве с капиталистами и религиозными ортодоксами, что, с точки зрения «Бунда», было несовместимо с социалистическими принципами.
«Бунд» прекратил свое существование с уничтожением общины польских евреев и с установлением коммунистического режима в Польше. Некоторые из лидеров этой партии смогли эмигрировать в Америку, где продолжали утверждать в своих публикациях, что их сопротивление сионизму вполне оправданно. Израиль сможет вместить лишь малую часть еврейского народа. Более того, само существование этого государства зависит от благосостояния и процветания западных евреев. Если американским евреям придется покинуть США, то Израиль тоже постигнет катастрофа. Сионизм добился совсем не того, за что боролся. Он боролся за освобождение всех евреев, но достиг в лучшем случае лишь шаткой свободы для меньшинства. Кроме того, он способствовал расколу еврейского народа на две разные нации[606].
«Бунд» представлял собой специфический восточноевропейский феномен: его идеологию невозможно было перенести без изменений в западное полушарие. Эта партия оказала определенное влияние на лейбористское движение американских евреев в годы до и после I мировой войны; однако, по мере ее американизации и изменения социальной структуры американского еврейства, авторитет «Бунда» сошел на нет. Дети рабочих-бундовцев стали врачами, юристами и учителями и полностью влились в американскую культурную и политическую жизнь.
С. М. Дубнов, крупнейший еврейский историк того времени, занял промежуточную позицию между «Бундом» и сионизмом. Никто не посмел бы обвинить его в проповеди ассимиляции: Дубнов осуждал ее как предательство и проявление моральной слабости. Но, в отличие от ранних сионистов, он считал евреев «духовно-исторической нацией». Это вовсе не обязательно должно было противоречить гражданским обязанностям евреев в отношении тех стран, где они родились. В отличие от сионистов, Дубнов не считал, что евреи диаспоры — неестественная национальность. Сам же сионизм в его глазах был модернизированной формой мессианства, экстатическим преклонением перед национальной идеей. Действительно, сионизм не был лишен идеалистических элементов; но Дубнову он вообще казался просто фантазией, неосуществимой утопией. Члены «Возлюбленных Сиона» за 17 лет помогли 3600 евреям поселиться в Палестине, т. е. 212 человек за год! И даже если в течение последующих ста лет сионистам удастся переселить полмиллиона евреев, то и тогда численность еврейского населения Палестины не превысит нынешней численности евреев в Киевской области. Поэтому Дубнов полагал, что Лилиенблюм и Ахад Гаам поступают безответственно, пропагандируя отказ от диаспоры. Правда, в отличие от бундовцев, Дубнова вовсе не радовали перспективы национализма в диаспоре: «Если бы у нас была возможность переместить всю диаспору в еврейское государство, мы сделали бы это с величайшей радостью. Мы остаемся в диаспоре лишь в силу исторической необходимости и боремся за то, чтобы сохранить и развить национальную жизнь большинства нации!» В другом случае (в 1901 г.) Дубнов задавался вопросом, возможно ли все-таки повлиять на процесс колонизации Палестины так, чтобы в конце концов численность еврейского населения там достигла одного миллиона. В таком случае создадутся условия для достижения национальной автономии. После 1917 г. Дубнов эмигрировал из России и поселился в Берлине. В 1941 году, в возрасте около восьмидесяти лет, он был убит в Рижском гетто. Незадолго до смерти он писал в одной из своих книг, что еврейская Палестина развивается быстрее, чем он предполагал «в дни своего маловерия», когда обвинял сионистов в недостатке реализма[607].
Несмотря на то что в среде сионистов социалистические идеи пользовались заметной популярностью, социалистическая теория, особенно в ее марксистской интерпретации, была настроена враждебно по отношению к еврейскому национальному движению. Маркс, Энгельс и их ближайшие последователи уделяли основное внимание классовой борьбе. Систематический анализ национальных движений был проведен лишь позднее, ближе к рубежу XIX–XX вв., и в первую очередь — в странах, где этот вопрос был особенно важным и насущным, например в довоенной Австрии. Маркс и Энгельс разделяли убеждение своих современников-либералов в том, что культурный, экономический и социальный прогресс рано или поздно восторжествует над национальными различиями и что весь мир (во всяком случае Европа) движется по направлению к интернационализму. Но, в отличие от либералов, они не верили в однородность всего национального движения: некоторые казались им откровенно реакционными. Все зависело от того, служит ли данное конкретное национальное движение делу революции или, напротив, препятствует ему. О восточноевропейских евреях Маркс и Энгельс практически ничего не знали; в отношении же западных евреев они, вслед за либералами, были уверены, что их проблемы разрешатся путем ассимиляции. В юности Маркс опубликовал эссе по «еврейскому вопросу», однако оно представляет больший интерес для исследователя метафизических концепций, чем для историка. Маркс отрицал само существование еврейского народа; к сионизму Моисея Гесса он питал презрение. Мысль о том, что для иудаизма и для евреев как общности существует будущее, судя по всему, казалась Марксу типичным заблуждением тех, кто не в состоянии сделать логические выводы из собственной теории. Для Маркса иудаизм был в высшей степени негативным феноменом, от которого следовало избавиться наиболее радикальным образом. Свое еврейское происхождение Маркс, должно быть, воспринимал как несчастный случай и относился к этому факту с немалым смущением. Однако подобное отношение нельзя назвать ни оригинальным, ни специфически «марксистским». Многие из современных Марксу антисоциалистов-евреев реагировали на свое происхождение точно так же. Эти сторонники ассимиляции полагали, что национальная принадлежность человека не имеет сколь-либо важного значения. Прежде всего они считали себя гражданами мира и только во вторую очередь — немцами, австрийцами или русскими. Социалисты более позднего периода придерживались такого же мнения, и в этом отношении нельзя отметить особых различий между революционерами и реформистами. Леон Блюм и Эдуард Бернштейн, Роза Люксембург и Лев Троцкий считали себя в первую очередь членами международного социалистического движения.
Только к концу XIX века «еврейский вопрос» стал играть более важную роль в социалистической теории и политике; отчасти это произошло в результате роста антисемитизма. Среди лидеров европейских и американских социалистических партий было много евреев, а некоторые делегации на съездах социалистического Интернационала до 1914 г. состояли почти целиком из евреев. Но с подъемом националистических и антисемитских тенденций эти социалисты оказались в трудном положении и стали лучше отдавать себе отчет в собственной национальной принадлежности. Впрочем, это не повлияло на их убежденность в том, что грядущая социалистическая революция разрешит «еврейский вопрос», а до тех пор каждый еврей-социалист должен активно участвовать в борьбе за свободу рабочего класса в той стране, где он родился. Социалисты Западной Европы считали ранний сионизм романтическим, утопическим и реакционным заблуждением. Бернар Лазар был почти единственным сторонником этого новорожденного движения. Социалистические лидеры Восточной Европы также гневно отвергали не только сионизм, но даже менее выраженные формы еврейского национализма — например, требование культурно-национальной автономии для евреев, которой добивались бундовцы. Плеханов и социалисты его поколения считали бундовцев всего лишь «сионистами, страдающими морской болезнью». Идеологические основы антисионизма социалистов были заложены Карлом Каутским, который на протяжении ряда лет оставался самым уважаемым интерпретатором марксистского учения среди социалистов как Восточной, так и Западной Европы.
Согласно Каутскому, все черты, унаследованные людьми от первобытных рас, исчезают по мере экономической эволюции; евреи являются смешанной расой, равно как и неевреи[608]. В прошлом евреи были замкнутой, наследственной кастой городских купцов, финансистов, интеллектуалов и — реже — ремесленников; они передавали из поколения в поколение особенности, свойственные этим социальным слоям. Но с развитием промышленного капитализма границы между евреями и неевреями постепенно размывались, евреи получали гражданские права, и многих из них поглощали те народы, среди которых они жили. Вспышки антисемитизма — это всего лишь реакция буржуазии на либерализм. Защищаться от антисемитизма можно двумя способами: пролетарской солидарностью и еврейской солидарностью. По сложившимся экономическим и социальным причинам, широкий отклик сионизм получил среди евреев Восточной Европы, однако будущего у него нет. Где найти место для еврейского государства, если все регионы цивилизованного мира уже заселены? Как приучить евреев к сельскохозяйственной работе? И как развить в Палестине мощную промышленность? Таким образом, помимо теоретических соображений Каутский в 1914 г. обнаруживал и вполне практические непреодолимые препятствия на пути к воплощению сионистских целей.
После I мировой войны, когда он вновь вернулся к этой теме, взгляды его в сущности не изменились. Каутский признавал успехи еврейских первопроходцев в Палестине, которые, по его мнению, могли бы переубедить любого, кто сомневался в их энергии и решительности[609]. Но энтузиазм сионистов, скорее всего, долго не продержится. Каутский предсказывал, что еврейская беднота и интеллектуалы снова соберутся в городах, а у палестинского пролетариата возрастет уровень классовой сознательности. В результате еврейские капиталисты потеряют интерес к Палестине, а без финансовой поддержки процесс экономического развития затормозится. В лучшем случае евреи в Палестине превзойдут по численности арабов и возникнет новое еврейское государство, которое хотя и не вместит всех евреев мира, но все же будет по преимуществу характерно еврейским. Однако это маловероятно, поскольку политические условия для такого поворота событий становятся все хуже: «Того, чего сионизм не сможет добиться в ближайшие несколько лет, он не добьется никогда»[610]. В целом, Каутский полагал, что сионизм — это не прогрессивное, а реакционное движение. Свернув с естественного эволюционного пути, сионисты стали препятствием прогрессу. Провозглашая доктрину исторического права, сионизм отрицает право наций на самоопределение.
В этой части своих рассуждений Каутский расходился во взглядах с Марксом и Энгельсом, которые не придавали особого значения проблеме самоопределения наций; они часто отзывались с презрением о «жалких маленьких народишках», чьими интересами следует без угрызений совести пренебречь ради высших исторических интересов. Так, войну США против Мексики они считали прогрессивной, поскольку она велась в интересах истории, а аннексию Германией Шлезвига марксизм оправдывал наступлением цивилизации на варварство и стагнацию. Тот факт, что Герцль и Нордау намеревались нести западную цивилизацию на Восток, едва ли произвел бы такое шокирующее впечатление на Маркса и Энгельса, как на либералов более позднего периода. Маркс и Энгельс не задумываясь отвергли бы сионизм, исходя из «реалистической политики»: ведь это движение появилось на исторической сцене слишком поздно и не казалось достаточно сильным, чтобы исполнить поставленную перед ним задачу.
Каутский был убежден, что «палестинская авантюра» окончится трагически. Евреи не превзойдут арабов по численности и не убедят их в том, что еврейское правительство принесет им выгоды. «Еврейская колонизация Палестины завершится провалом, как только рухнет англо-французская гегемония в Малой Азии (включая Египет), и это — всего лишь вопрос времени, а возможно — и близкого будущего»[611]. У Каутского не было сомнений в окончательной победе арабского [sic!] народа. Единственный вопрос лишь в том, как он достигнет этой победы: мирным путем, вынудив евреев пойти на уступки, или жестокой партизанской войной и кровавыми восстаниями. Сильнее всего в этой борьбе пострадают бедные, слабые еврейские поселенцы в Палестине, «не способные ни защитить себя, ни, тем более, спастись бегством»[612]. Поэтому остается надеяться лишь на то, что число жертв не окажется слишком велико: «Однако опасностями, подстерегающими в Палестине евреев, которых заманили туда мессианские надежды, не исчерпываются все вредоносные эффекты сионизма. Гораздо хуже, наверное, то, что сионизм направляет силы и средства евреев на ложные цели — в тот момент, когда им следовало бы сосредочить все свои ресурсы на истинном решении своих судеб, которое необходимо искать совсем в иной области»[613]. Здесь Каутский имел в виду Восточную Европу, где должна была решаться судьба 8— 10 миллионов евреев; поскольку столь массовая эмиграция была невозможна, то судьбы этих евреев были тесно связаны с перспективами революции. Сионизм же отвлекал их и заставлял тратить силы и время на иллюзорные надежды.
ebooksa