История сионизма

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЭРА ВЕЙЦМАНА

I мировая война повлекла за собой катастрофические последствия для миллионов евреев, живших в Восточной Европе. Гражданская война в России и народные волнения в странах Восточной Европы сопровождались погромами, в ходе которых погибли тысячи евреев. К 1921 г. восстановился мир, но какую бы пользу ни принес новый режим жителям Польши и Румынии, политическое, социальное и экономическое положение евреев в этих странах не улучшилось. Более того, все аномалии их существования усугубились, поскольку эмигрировать теперь стало гораздо труднее, чем до войны. Мощная притягательность сионизма для евреев Восточной Европы в 1920—1930-е гг. может быть понята только на фоне пауперизации, гонений на евреев, происходивших как с подачи властей, так и спонтанно, а также общего ухудшения ситуации и растущего отчаяния.

Самые страшные погромы происходили на Украине и в Белоруссии в 1918–1920 гг. Главными их виновниками были украинские националисты-петлюровцы, но немалую роль в организации погромов сыграли также добровольцы из армии Деникина и некоторые казацкие части — например, казаки атамана Григорьева, который сначала воевал за красных, а затем перешел на сторону белых. Приложили руку к погромам и другие войсковые формирования — как «правые», так и «народные». Первые крупные погромы произошли в Житомире и Бердичеве — старинных центрах расселения евреев; оттуда волна убийств докатилась до Проскурова, где погибли полторы тысячи евреев, и захватила близлежащие населенные пункты. Многие евреи лишились имущества. Погибших оказалось гораздо больше, чем во время довоенных погромов. Цена человеческой жизни после 1914 г. резко упала, и если смерть нескольких десятков жертв в Кишиневе породила бурю протестов в цивилизованных странах, то в ответ на убийство тысяч евреев в 1919–1920 гг. никто не отреагировал.

С установлением советского режима погромы прекратились. Евреи в Советском Союзе получили равные гражданские права, антисемитизм был объявлен вне закона. Среди большевистских вождей было немало евреев, и этот факт использовали в своей пропаганде крайне правые. Разумеется, никого не волновало, что эти большевики еврейского происхождения не проявляли ни малейшего интереса к судьбам общин, в которых они родились (считая свою национальную принадлежность плодом чистой случайности), и что они причисляли себя к представителям русского пролетариата, а не еврейского рабочего класса. Евреев было много в обоих лагерях; доля их среди эмигрантов также оказалась гораздо выше, чем в среднем по стране. Из тех, кто предпочел остаться в России, многие лишились средств к существованию в результате экономических и социальных преобразований, однако советское правительство помогало им находить новую, более продуктивную работу. Советские евреи не получили полного признания как национальное меньшинство, однако у них были свои школы, театры, издательства, а кое-где — даже частичная региональная автономия. Религия подвергалась гонениям, сионизм оказался вне закона, но зато была более или менее гарантирована физическая безопасность евреев.

Если даже у советских лидеров имелись долгосрочные планы в отношении будущего русских евреев (а эта проблема занимала далеко не первое место среди большевистских приоритетов), то они в любом случае основывались на предположении, что евреи в конце концов полностью ассимилируются, утратят свои специфические черты и станут неотличимы от окружающего населения. Таково было общее молчаливое соглашение на ранней, интернационалистской стадии советской власти. Позднее, с приходом к власти Сталина и с постепенным нарастанием русского национализма, евреи лишились культурной автономии. Многие ведущие коммунисты-евреи утратили свои высокие посты. «Еврейский вопрос» снова обострился[646].

Положение еврейского населения Польши было весьма шатким с самого момента создания Польского государства. В ходе спонтанных погромов во Львове, Вильно и других городах в период «междуцарствия» 1918–1919 гг. погибли сотни евреев. Позднее евреи получили статус национального меньшинства, однако польские националисты всегда настаивали на том, что Польша должна быть государством для поляков, а не для меньшинств, и были, как правило, антисемитами. Евреев всегда обвиняли либо в пророссийских, либо в прогерманских симпатиях. Авторитетные деятели католической церкви заявляли, что евреи борются против церкви и вообще оказывают «вредное влияние» на умы и души людей. Политика эндеков[647] состояла в пропаганде полонизации и в сокращении еврейского влияния на экономическую и политическую жизнь. Еврейских торговцев и представителей свободных профессий бойкотировали; прием евреев в университеты был ограничен процентной нормой, в результате чего численность юристов и врачей евреев систематически сокращалась. Введение государственной монополии на некоторые товары (в частности, табак) лишило тысячи еврейских семей средств к существованию. Затем была введена лицензионная плата за уличную торговлю, что тоже сильно ударило по благосостоянию многих евреев. Польские евреи и прежде никогда не были особенно богатыми, но теперь началось их стремительное обнищание. К началу 1930-х гг. большинство из них уже не имели возможности даже платить налоги, хотя в то время они были чисто номинальными. Более трети евреев находились за чертой бедности, буквально на грани голодной смерти, и полностью зависели от социальных пособий.

В Румынии крупных погромов не случалось, однако до 1914 г. гонения на евреев там были гораздо более откровенными, чем в любой другой европейской стране. В 1920 г. румынские евреи также получили полные гражданские права. Однако, несмотря на это, в Румынии существовала проблема, которую сионистские идеологи иногда называли «объективным еврейским вопросом». Лишь немногие румынские евреи жили в сельской местности, в городах же — таких, как Черновцы, Яссы, Орадя, — они составляли большинство. В Румынии в большей степени, чем в Польше, евреи доминировали в рядах среднего класса и интеллектуальной элиты. В руках евреев находились крупнейшие банки, страховые компании и транспортные предприятия. Многие журналисты, а также значительная доля юристов и врачей были евреями. Лишь немногие румыны считали такое положение дел естественным, и с возникновением коренного среднего класса евреи вытеснялись из сферы их традиционных занятий. В то же время росла конкуренция среди еврейских ремесленников в Молдавии и Бессарабии (где они составляли большинство).

Зародилось мощное антиеврейское движение — Национальная Лига Христианской Обороны, объявившая своей целью вытеснение евреев из «великой Румынии». Еще более экстремистскую позицию занимала «Железная Гвардия» — фашистская организация, которая считала евреев главным врагом румынского народа. И даже более умеренные румынские партии были убеждены, что ассимиляция евреев невозможна. Еще до I мировой войны румынские либералы вроде Братиану, ученики Мадзини и Гарибальди, без колебаний выдвигали антиеврейские законы.

В Румынии, как и в Польше, евреи остро испытывали на себе ярко выраженную ненависть коренного населения. Некоторые правительства просто использовали еврейское население как «козлов отпущения», перекладывая на них вину за собственные ошибки; но в целом антисемитизм был в обеих этих странах общенародным убеждением. И возлагать всю ответственность за пропаганду антисемитизма только на правящие классы было бы чрезмерным упрощением. Социальная структура еврейского населения в Польше и Румынии была такова, что просто не могла не порождать напряжение и конфликты между евреями и национальным большинством этих стран. Значительная часть еврейского населения Польши была занята неквалифицированным трудом; правительство не чувствовало необходимости поддерживать евреев в приобретении специальностей и в устройстве на работу, а еврейские общины были слишком бедны, чтобы помочь всем. Эта объективно опасная ситуация усугублялась страстным национализмом коренного населения, свойственным нациям, недавно обретшим независимость, а также нетерпимостью поляков и румын к меньшинствам и последствиями экономической депрессии. «Еврейский вопрос» не только не решался, но и обострялся с каждым годом. Каждое новое правительство оказывалось еще более антисемитским, чем предшествующие.

Некоторые антиеврейские меры, принятые в этих странах, не были лишены известной оригинальности. В Румынии, например, еврейским студентам-медикам было позволено проводить анатомические исследования только на трупах евреев. В Литве водители грузовиков и слуги должны были сдать трудный экзамен по языку, чтобы получить разрешение на трудоустройство. В городе Плоцке польский суд приговорил к смертной казни местного цадика, раввина Шапиро, и в 1919 г. он был казнен за то, что якобы передавал тайные световые сигналы наступающей Красной Армии. Но в действительности «вина» евреев заключалась в том, что их было слишком много. Редактор полуофициальной «Газета Полска» однажды заявил: «Я очень люблю датчан, но если бы в нашей стране их было три миллиона, я молил бы Бога забрать их отсюда. Возможно, мы бы очень любили евреев, если бы в Польше их было всего тысяч пятьдесят»[648]. Сорок лет спустя в Польше осталось всего сорок тысяч евреев, но поляки их так и не полюбили.

В других странах Восточной Европы ситуация не была настолько критической. В Литве сразу после войны положе — ние еврейского меньшинства было лучше, чем когда-либо прежде. Евреи получили полные права национального меньшинства; возникла должность министра еврейских дел. Но позднее в Литве, как и в Латвии, развилась тенденция к сокращению численности евреев в основных отраслях национальной экономики и в культурной жизни, и это создало серьезные прблемы. Экономическое положение евреев в Венгрии и Чехословакии в целом было не таким уж плохим, за исключением нескольких крупных «островов бедности» (например, Прикарпатья). Но политический статус венгерского еврейства находился в состоянии неустойчивого равновесия. Некоторые венгерские евреи сыграли заметную роль в недолговечном коммунистическом правительстве 1918–1919 гг. После победы антикоммунистических сил на всю еврейскую общину возложили ответственность за действия Белы Куна, Тибора Самуэли и их товарищей.

В Австрии и Германии после I мировой войны дискриминации евреев на официальном уровне не существовало. Виктор Адлер и Юлиус Дейч вошли в австрийский кабинет министров. Республиканскую конституцию Германии написал еврей Гуго Пройс, а еврейские социал-демократы — в частности, Гильфердинг и Ландсберг, — стали членами центрального правительства. Евреи заняли высокие посты почти во всех областях; кое-где они достигли большого авторитета — например, в журналистике и в кинематографе. Но и антисемитские тенденции тоже нарастали. Во многом символической была судьба страстного патриота Вальтера Ратенау, министра иностранных дел Германии в период 1921–1922 гг.: его застрелили на улице Берлина члены «правой» молодежной экстремистской группировки. Во время I мировой войны латентный австрийский и немецкий антисемитизм получил свежий импульс. С преодолением экономического кризиса 1921–1923 гг. антиеврейские настроения, казалось, пошли на спад. Однако этот спад оказался временным и на самом деле скорее внешним, чем реальным. Некоторые дальновидные политики уже в то время, даже несмотря на всеобщее процветание, уже замечали признаки грядущей катастрофы.

Чем же объясняется новый взрыв антисемитизма в Западной Европе? После многих лет мира и благоденствия воцарившийся в Европе оптимизм был развенчан жестоким ударом. Многие восприняли войну как полную неожиданность, как гром среди ясного неба. В беспрецедентной бойне погибли миллионы, масштаб материального ущерба также был огромен. Многие европейцы к концу войны остались без средств к существованию и без надежд на будущее. Европу сотрясали волнения, революции, гражданские войны, которые сопровождались инфляцией и массовой безработицей. Неудивительно, что многим захотелось получить ясный и вразумительный «ответ» на вопросы о причинах всех этих катастроф. И этот «ответ» не замедлил появиться. «Протоколы сионских мудрецов» стали новой «Библией» антисемитов, которая представляла собой собрание фантастических измышлений и клеветы. Впервые «Протоколы» были опубликованы в России задолго до войны, а в 1919–1920 гг. появились в Центральной и Западной Европе. После этой и других подобных публикаций сочинения о еврейском мировом заговоре привлекли множество читателей в Англии и США и оказали влияние даже на некоторых политиков и общественных деятелей. Миф о «еврейской руке» в Англии и Америке оказался недолговечным, но в большинстве стран Европы он попал на более плодородную почву и стал частью идеологии, найдя опору в традиционных антисемитских настроениях. Такова, в общих чертах, была ситуация, в которой оказались европейские евреи после 1918 г. Именно на этом фоне массового обнищания, социальных беспорядков и политических преследований сионистское движение должно было пересмотреть свою политику на будущее.

ПАЛЕСТИНА В ГОДЫ I МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Малочисленная еврейская община в Палестине серьезно пострадала во время войны. Когда в войну вступила Турция, местные турецкие власти, проводя политику широкомасштабной османизации Палестины, подвергли еврейских лидеров преследованиям и стали проводить политику масштабной османизации Палестины. Был закрыт Англо-Палестинский банк, многие сионистские лидеры предстали перед судом по обвинению в присвоении себе права единоличного использования печатей Национального Фонда. Американский Комитет помощи, который прежде оказывал необходимую поддержку тысячам обнищавших людей, был распущен по приказу турецкого командующего. Все молодые евреи были объявлены военнообязанными и призваны в армию; как правило, их отправляли не в боевые части, а в различные трудовые батальоны, превращая их, так сказать, в париев войны. Многие из них так и не вернулись домой, погибнув от голода и болезней[649].

Затем началась новая волна судебных процессов по обвинению в шпионаже. Поводом к этому послужило разоблачение просоюзнической организации (NILI) в поселении Зикрон Яаков, которую возглавляли члены семьи Аароносонов. Эта организация собирала еврейских интеллигентов и переправляла их в Египет. Если бы не вмешательство правительства Германии, действовавшего через своих представителей в турецкой столице и лично генерала Креса фон Кресенштейна, то палестинских евреев могла бы постичь точно такая же судьба, как и армян. Зимой 1916–1917 гг. обесценилась турецкая валюта, а следующей весной, в довершение всех несчастий, произошло чудовищное нашествие саранчи. На спасение урожая были брошены все силы. Закрылись школы, и дети, вооружившись палками, гоняли саранчу. Но все равно ущерб оказался огромен: был потерян весь годовой урожай овощей, пострадали многие апельсиновые плантации. Незадолго до вторжения британских войск турецкие власти эвакуировали все население Яффы и провели массовые обыски с целью обнаружения дезертиров, количество которых исчислялось к тому моменту десятками тысяч (большинство составляли турки и арабы, но было и множество евреев).

В первый день праздника Ханукки 1917 г. британские военные части вошли в Иерусалим. Еврейское население, изрядно уменьшившееся и обедневшее к этому времени, приветствовало англичан с радостью. С 85 000 в 1914 г. численность палестинских евреев сократилась до 56 000 и составляла теперь всего 8 % от общего населения страны. Только в Иерусалиме и Тивериаде они составляли большинство. Эти города были центрами старой, несионистской йишувы. Новые иммигранты-сионисты жили, в основном, в Тель-Авиве (6000 человек) и в Хайфе (всего 2500).

Самыми крупными сельскохозяйственными колониями на тот момент были Петах Тиква (3000 жителей), Ришон ле Сион (1500 жителей) и Реховот (1000 жителей). Другие еврейские сельскохозяйственные поселения, которых насчитывалось в общей сложности пятьдесят семь, были гораздо меньше, и их совокупное население составляло всего около 12 000. Эти колонии были крошечными островками, разбросанными по всей стране среди 800 с лишним арабских деревень.

Еврейская община далеко не сразу оправилась от последствий войны. К 1920 г. ее численность возросла лишь до 64 тысяч человек и только в 1922 г. вернулась к довоенным размерам[650]. Палестинские евреи не смогли бы сейчас защититься ни от какой внешней угрозы, а появление в 1918 г. легионеров — 4500 евреев-добровольцев из Англии и Америки — оказалось лишь кратким эпизодом. Из этих легионеров в Палестине осталось только 260 человек. И лишь с началом волны иммиграции в декабре 1918 г. в палестинскую еврейскую общину влилась свежая кровь и сионисты воспряли духом.