Как уже отмечалось, евреи с восторгом приветствовали британские войска, вступившие в Палестину. Казалось, свобода уже не за горами и вот-вот наступят дни Мессии. Но, чтобы вернуться к нормальным условиям жизни, понадобилось гораздо больше времени, чем рассчитывали оптимисты. Не было ни новостей из сионистского Исполнительного комитета в Лондоне, ни денег. Галилея, северная часть страны, оставалась в руках турков почти до конца войны. Сразу же после прихода британских отрядов был учрежден Временный комитет («Ва’ад Цемани»), который должен был подготовить почву для создания представительного совета палестинских евреев («Асефат Ханивхарим»). Но этот орган, в который не вошел ни один выдающийся политический деятель, так и не завоевал авторитета; впрочем, даже если бы ему это удалось, все равно нельзя было ничего сделать при столь ограниченных финансовых средствах. Временный комитет проводил собрания, готовил планы и издавал резолюции, но вся его деятельность словно висела в воздухе. Ортодоксальные евреи, отказывая женщинам в праве голоса и протестуя против создания объединенного раввината, отвергали саму идею общееврейского представительного органа. По выражению современного наблюдателя, то была эпоха «Тоху вабоху» — полного замешательства и анархии[651].
С декабря 1917 г. по июль 1920 г. Палестиной управляла ОЕТА («Администрация оккупированной вражеской территории») — часть британской армии. Английские офицеры установили систему прямого управления, при которой все подчинялись приказам главнокомандующего — генерала Алленби. С самого начала возникли трения между этой военной администрацией и еврейским населением. Сионисты ожидали, что новые хозяева Палестины будут прежде всего заботиться о соблюдении принципов Декларации Бальфура; но большинство британских офицеров не поддерживали официальную политику своей страны, даже если понимали, какие обязательства наложены на них Уайтхоллом. Лишь немногие из них (например, Уиндэм Дидз) сочувствовали сионистам, но большинство предпочитали арабов евреям, считая настойчивые требования последних в лучшем случае просто абсурдными. С их точки зрения, главная задача состояла в поддержании status quo, в сохранении общественного спокойствия и существующего уклада. Но даже если бы все британские офицеры были расположены к сионизму более благосклонно, трудно представить себе, чтобы они могли в тех условиях как-то помочь евреям. Ведь война продолжалась еще год после взятия англичанами Иерусалима, и требования военного положения доминировали в то время над всеми другими соображениями. Более того, английские офицеры не имели опыта административной работы и при первом же столкновении с арабской оппозицией сионизму инстинктивно решили, что необходимо воздерживаться от любых действий, которые могут обострить конфликт: ведь арабы, в конце концов, составляли подавляющее большинство населения.
Декларация Бальфура выражала общее намерение способствовать созданию национального дома для еврейского народа, однако было совершенно непонятно, что именно это должно означать в практическом смысле. Когда сионисты потребовали организовать еврейскую оборонительную армию, местное командование отвергло это требование как преждевременное. Евреев этот отказ оскорбил и вызвал у многих ожесточение, поскольку вскоре обнаружилось, что британские войска неспособны — или, как считают некоторые, не желают, — защищать еврейское население от нападений арабов. Таким образом, всего через несколько месяцев после оккупации Палестины британскими войсками евреи пережили разочарование. То и дело возникали мелкие, но неприятные инциденты: например, однажды старшие офицеры британской армии остались сидеть, когда на концерте исполняли еврейский гимн «Гатикву». ОЕТА не желала признать иврит одним из официальных языков и использовать его наравне с арабским и английским в надписях на железнодорожных билетах, формах налоговых отчетов и других официальных документах. Красный Крест получил привилегии, в которых было отказано «Гадесе». Управление по регистрации земельных владений так и не открыли, и не было никакой законной возможности приобрести земли; запрещались даже частные земельные сделки.
В результате палестинские евреи ожесточились и преисполнились подозрений: «ангелы у них на глазах превратились в демонов. Они ощутили себя жертвами заговора»[652]. Ходили слухи, что некоторые советники ОЕТА не просто поддерживают мнение арабов о том, что Декларация Бальфура лишает их права на самоопределение, но и активно поощряют арабское движение протеста. Возможно, эти подозрения были преувеличены, но невозможно отрицать, что большинство британских экспертов по делам Востока были на самом деле убеждены, что их правительство допустило ошибку, заключив союз с сионистами, а не с арабами. Что касается остальных, то эти вопросы их просто не интересовали. Существовала тенденция, как отметил один наблюдатель, «смотреть на бедствующий народ сверху вниз, словно на надоедливую склоку евреев и арабов», и так как евреи возмущались громче, чем арабы, настаивая на своих правах и требуя, чтобы с ними обращались как с равными, вечно жалуясь на британское высокомерие, а то и на откровенный антисемитизм, то они были еще хуже, чем арабы. Эта безотрадная схема сионистско-британских отношений сложилась еще до того, как вступил в силу мандат. Ни Вейцман, ни другие британские сионисты ничего не могли с этим поделать.
Вейцман отправился в Палестину в марте 1918 г. и прожил там пять месяцев. Он был членом сионистской комиссии («Ва’ад Хацирим»), созданной по инициативе британского правительства для изучения ситуации и разработки планов на будущее. В комиссию входил один французский еврей — антисионист, профессор Сильвен Леви, — и один итальянский (Леви Бьянчини), но большинство составляли друзья и сотрудники Вейцмана (Давид Эдер, Джозеф Коуэн, Леон Саймон и Израэль Зифф). Вейцман привез с собой рекомендательное письмо от Ллойда Джорджа, однако оно не произвело особого впечатления на Алленби, который тут же сообщил своему гостю, что в настоящий момент ничего сделать нельзя. Вейцман разочарованно писал, что «мессианские надежды, которые мы возлагали на Декларацию Бальфура, ощутимо угасли, как только мы столкнулись с суровой реальностью генерального штаба»[653]. Впоследствии Вейцману удалось найти общий язык с Алленби, однако британский главнокомандующий, по-видимому, так и остался верен своему убеждению в том, что для евреев в Палестине нет будущего.
В ходе своего визита в Палестину Вейцман встретился с эмиром Фейсалом; подробности этой встречи приводились в других главах данного исследования. В июле 1918 г., еще до конца войны, Вейцман принял участие в закладке здания Еврейского университета на Маунт-Скопас, который открылся спустя шесть лет. Поскольку на данный момент ничего существенного больше нельзя было сделать, Вейцман решил вернуться в Лондон и заняться политической деятельностью в столицах Европы. Сионистская комиссия обосновалась в Палестинском штабе в Яффе, который еще до войны открыла там Всемирная сионистская организация. Этот орган управлял всей политической деятельностью евреев в Палестине и служил посредником между еврейским населением и британской администрацией. В нем были учреждены департаменты сельского хозяйства, инженерных работ и образования. Комиссия несла заметные потери из-за постоянных перемен в руководстве. После отъезда Вейцмана его место занял Давид Элер; его сменил Левин-Эпштейн, которого, в свою очередь, сменили двое американских сионистов — Фриденвальд и Роберт Сольд. Затем комиссию снова возглавил Эдер, на смену ему пришел русский сионистский лидер Усишкин, которого вскоре сместил Киш. И все эти перетасовки произошли в течение неполных трех лет.
Столь частые преобразования не позволяли проводить пусть сомнительную, но хотя бы последовательную политику, чтобы в нестабильный период 1918–1920 гг. комиссия смогла достичь реальных успехов. Отношения с британскими властями ухудшались: Рональд Сторрс, губернатор Иерусалимского района, писал о «Царе Менахеме (Усишкине)»: «Когда его пригласили для переговоров, я приготовился вытерпеть эту пытку с достоинством, как мужчина, и молился лишь о том, чтобы мои подчиненные смогли также сохранить самообладание»[654]. Сторрса сионисты выводили из себя; он отзывался о них словами из стихотворения Драйдена: «Бог балует народ, которым не в состоянии править ни один король и которому не в силах угодить ни один Бог». Сионисты могли бы на это ответить, что Бог их отнюдь не балует и что Сторрс, во всяком случае, даже не пытался им угодить. Именно Сторрс в 1920 г. назначил политическим секретарем палестинского правительства своего друга Эрнеста Ричмонда. И вскоре обнаружилось, что Ричмонд был фанатичным противником идеи еврейского национального дома в Палестине[655].
После Декларации Бальфура дипломатическая борьба в мировых столицах за еврейскую Палестину вступила в новую стадию. Этот этап продолжался вплоть до конференции в Сан-Ремо (весна 1920 г.), на которой было решено включить положения Декларации в мирный договор с Турцией. Строго говоря, Лозаннский мирный договор, легализовавший статус Палестины как подмандатной территории Лиги Наций, вступил в силу только в августе 1924 г.[656]. Но de facto он начал действовать еще в июле 1920 г., когда верховным комиссаром был назначен Герберт Сэмюэл. Сионистские лидеры столкнулись со множеством проблем: так, американские политики еще не решили, следует ли им активно участвовать в международных делах или проводить политику изоляционизма. Это вносило еще один фактор неопределенности в ситуацию, поскольку в Декларации Бальфура не было прямого указания на страну, которая должна будет осуществлять протекторат над Палестиной. Американская комиссия Кинга-Крэйна в 1919 г. сообщила, что арабские мусульмане, составляющие большинство населения, выступают за независимость Сирии и что мандат на объединенную Сирию, в которую должна войти и Палестина, следует передать Соединенным Штатам или второму претенденту — Англии. Эта рекомендация не была принята к сведению, но и в Лондоне не все единодушно поддерживали идею британского мандата. Некоторые влиятельные круги предлагали другие варианты — американский мандат или совместный протекторат США и Англии. После долгих размышлений Восточный комитет британского военного кабинета пришел к выводу, что для управления Палестиной следует избрать только одну державу и что этой державой не должна быть ни Италия, ни Франция. В результате выбор ограничивался Соединенными Штатами и Англией. Заключение военного кабинета звучало так: «Мы не станем возражать, если выбор будет сделан в пользу Соединенных Штатов, однако если сделают предложение Великобритании, мы его не отклоним». Это решение основывалось, главным образом, на соображениях имперской безопасности; сионизм и Декларация Бальфура почти не имели к нему никакого отношения[657].
Затем на сцену выступил Париж, где в январе 1919 г. открылась мирная конференция. 18 января конференция одобрила учреждение Лиги Наций, под наблюдением которой предстояло установить мандатную систему. Крупные державы должны будут осуществлять опеку над новыми государствами, возникавшими в Европе и на Ближнем Востоке. Однако подобное решение шло вразрез со звучавшими во время войны возвышенными декларациями против империалистических аннексий и секретных договоров о разделе сфер влияния. В целом, «восточный вопрос» не получил на мирной конференции сколь-либо подробного освещения, которого ожидали; основное внимание было уделено европейским делам. Решения, связанные с Ближним Востоком, все откладывали и откладывали, не последней причиной чего было соперничество Англии и Франции. Лондон сообщил Парижу, что хочет получить Палестину и Месопотамию «и хороший путь сообщения между ними», но не претендует на Сирию и Ливан. Но в то же время англичане поддерживали эмира Фейсала в его стремлении создать независимое объединенное Сирийское государство, и такой поворот событий, разумеется, был неприемлем для Франции. Лондон и Париж достигли соглашения лишь после того, как Англия решила отвернуться от Фейсала. Президент США Вильсон потребовал принимать в расчет желания местного населения. Сионисты же в ранних проектах программы, которую они собирались представить на мирной конференции, потребовали предоставить права большинства еврейской общине в Палестине независимо от ее нынешней численности. Правда, окончательный официальный вариант сионистского меморандума оказался более сдержанным и осторожным.
27 февраля 1919 г., когда сионистская делегация предстала перед Верховным Союзным Советом, государственный секретарь США Лансинг спросил у Вейцмана, что конкретно подразумевается под термином «еврейский национальный дом». Вейцман ответил, что на данный момент сионисты не стремятся создать автономное еврейское правительство, но что ежегодно в Палестину должны прибывать от 70 000 до 80 000 евреев. В результате постепенно сложится нация — в такой же степени еврейская, в какой французская нация является французской, а английская — английской. Позднее, когда евреи окажутся в большинстве, они создадут собственное правительство, которое будет соответствовать новой стадии развития Палестины и воплотит их идеалы. Сильвен Леви воспользовался шансом, чтобы произнести антисионистскую речь, которая весьма смутила Вейцмана и Соколова, отстаивавшего нерасторжимую связь еврейского народа с Эрец-Израилем. Но выступление Леви не произвело на присутствующих особого впечатления, да и дело сионизма не пострадало из-за того, что переговоры между Фейсалом и Вейцманом ни к чему не привели.
Предпринимались и другие попытки подорвать позиции сионистов: генерал Мани, глава британской военной администрации в Палестине, отправил в Лондон телеграмму с советом отказаться от Декларации Бальфура. Он писал, что народ Палестины настроен против сионистской программы и что Англия должна «сделать ответственное заявление, что сионистскую программу не станут навязывать вопреки пожеланиям большинства», — иначе англичане не получат мандат[658].
ОЕТА несколько раз требовала роспуска сионистской комиссии, но Бальфур и Ллойд Джордж не соглашались принимать эти советы, а генералам Мани и Болзу поступили инструкции оповестить всех заинтересованных лиц о том, что политика британского правительства остается неизменной. Генералы выполнили предписание, но выражались при этом настолько уклончиво, что среди арабов создалось впечатление (как отметил наблюдатель-современник Хорейс Сэмюэл), что британская администрация склоняется в пользу проарабской политики и что если приложить достаточно усилий и проявить решимость, то лондонский кабинет откажется от нынешнего политического курса.
Впрочем, что бы ни решили в Лондоне, армейское командование в Каире и Иерусалиме все равно не собиралось покорно сносить вмешательство гражданских лиц. В 1919 г., когда Вейцман второй раз приехал в Палестину, генерал Конгрив (действовавший от имени Алленби) даже не позволил ему сойти на берег, поскольку генерала проинформировали, что лидер сионистов может «вызвать волнения и беспорядки». Конгрив ничего не слышал о Вейцмане раньше, ничего не знал и не желал знать о сионизме. Отменить свое решение он был вынужден лишь после вмешательства военного министерства и министерства иностранных дел.
Этот инцидент, случившийся всего через год после окончания войны, обнаружил всю шаткость сионистского предприятия. В Иерусалиме сионисты так и не добились признания, в Париже их дела никак не продвигались. Как только в июне 1919 г. был подписан мирный договор с Германией, главы правительств больше не утруждали себя подробностями переговоров. Поскольку в США усилился изоляционизм, а Англия соперничала с Францией, то заключение мирного договора с турками откладывалось. Только к концу 1919 г. был достигнут некоторый прогресс в решении вопроса о будущем Сирии и Палестины. Французы уже в принципе не возражали против британского мандата на Палестину, однако они не хотели, чтобы их исключали из числа претендентов. Они требовали, чтобы им тоже дали слово в решении будущего Святой Земли, и протестовали против истолкования Декларации Бальфура в терминах мандата. В конце концов на конференции в Сан-Ремо в апреле 1920 г. французы отказались от столь радикальных требований. Был выработан компромисс, который позволил Франции подчиниться англичанам, не потеряв при этом лица. Так наконец Великобритания стала обладательницей мандата.
Как мандатной державе ей было предоставлено право составить условия мандата. Первый проект разочаровал сионистов, поскольку в нем вообще не упоминалось о еврейском государстве. После недолгой закулисной борьбы был подготовлен второй вариант, который больше соответствовал Декларации Бальфура, хотя и не удовлетворял всем пожеланиям сионистов. В этом варианте говорилось об ответственности, которую несет Великобритания за построение еврейского национального дома, однако не определялось, как именно должен выглядеть этот «национальный дом»; обещания в отношении еврейского государства также были весьма туманными. С другой стороны, в этом проекте англичане не давали арабам никаких гарантий на сохранение их политических прав. Фактически во всем документе даже ни разу не упоминалось слово «араб».
С точки зрения арабов, этот проект, разумеется, был неудовлетворителен, и они безуспешно попытались опротестовать его. При этом они заявляли, что если Сирия и Ирак — другие мандатные территории — временно попадают под опеку европейских держав, чтобы в свое время обрести полную независимость, то палестинская администрация (в которой не было арабских представителей) берется проводить политику, неприемлемую для большинства местного населения[659]. Особенно важна для сионистов была 4-я статья мандата, в которой утверждалось, что Еврейское Агентство получит статус общественной организации, «выступающей в роли советника и сотрудника палестинской администрации по тем экономическим, социальным и иным вопросам, которые будут связаны с созданием еврейского национального дома и с интересами еврейского населения в Палестине; оставаясь под постоянным контролем администрации Палестины, эта организация будет принимать участие в развитии страны».
Было заявлено, что мандат «поддерживает еврейские интересы» и что его основной целью является скорейшее создание еврейского национального дома[660]. Поэтому лидеры сионистов приняли его с огромным удовлетворением, равно как и назначение Герберта Сэмюэла на пост верховного комиссара; арабы же сочли это своим крупным поражением. Сионисты считали вполне уместным, что первым губернатором Святой Земли станет еврей; они приняли это как подтверждение обещаний, данных еврейскому народу в Декларации Бальфура. Но уже несколько месяцев спустя стало очевидно, что мандат оставил без ответа некоторые чрезвычайно важные вопросы и что Сэмюэл, пытавшийся быть справедливым и честным по отношению ко всем слоям населения, отступил от прежних позиций и, к разочарованию сионистов, стал завоевывать доверие арабов.
Наглядным свидетельством этих тенденций в июле 1922 г. стал выход в свет «Белой книги», определяющей термин «национальный дом». Уинстон Черчилль, который в то время был секретарем колоний, посетил Палестину и, проведя встречи как с арабскими, так и с еврейскими лидерами, издал документ, который в то время кое-кто из наблюдателей ошибочно принял за очередную победу сионизма. Черчилль сообщил представителям арабов, что британское правительство не намеревается удовлетворить их требования о приостановлении иммиграции и что создание еврейского национального центра — это полезное дело, причем не только для евреев, но также для англичан и арабов.
Однако этим содержание «Белой книги» 1922 г. не исчерпывалось. Не возражая прямо против создания еврейского государства, она, тем не менее, «оценивала Декларацию Бальфура в пересчете на девальвированную валюту», как выразился один английский автор того времени. Цель «Белой книги» состояла в том, чтобы угодить одновременно и арабам, и оппозиции в Вестминстере, состоявшей, главным образом, из «правых» тори. «Белая книга» заявляла, что правительство Его Величества не намеревается сделать Палестину «такой же еврейской, как Англия — английская» и что особое положение сионистского Исполнительного комитета в Палестине вовсе не подразумевает какой-либо степени его участия в управлении этой страной. Более того, утверждалось, что иммиграция не должна превосходить экономических возможностей страны вмещать новых жителей. Черчилль обещал, что со временем на смену мандатному правительству придут представительские органы власти и самоуправление. Немедленно следует учредить законодательный совет, большинство в котором должны составить выборные представители, однако до полного самоуправления еще очень и очень далеко: «Прежде, чем это свершится, успеют умереть дети наших детей». И наконец, последнее предписание «Белой книги», оставшееся почти без внимания в то время, состояло в том, что Трансиордания отделялась от Палестины и превращалась в частично независимое государство под властью эмира Абдуллы.
«Белой книге» удалось умиротворить британскую «правую» оппозицию, однако арабы ничуть не смягчились и по-прежнему отказывались сотрудничать с мандатными властями. Через год Лондон сделал еще один шаг в переговорах с арабами и предложил создать Арабское Агентство, аналогичное Еврейскому Агентству. Однако целью арабов была независимость, полноценное арабское государство, в котором евреи составляли бы меньшинство, лишенное каких-либо особых прав, поэтому они без долгих размышлений отвергли это предложение. Сионисты же, хотя и крайне неохотно и под заметным давлением, все-таки приняли новую политику за основу для сотрудничества с британским правительством. Даже Жаботинский, который в то время был членом Исполнительного комитета сионистской организации, не стал возражать.
ebooksa