Энрике глубоко затянулся. С кровати раздался громкий храп: старуха заснула.
— Как она? — спросил Гарри.
Девушка с нежностью посмотрела на больную мать:
— Все время спит. У нее случился удар, когда она узнала, что папу убили, он служил в милиции.
— А Пакито — ваш младший брат? — кивнув, спросил Гарри.
— Нет. Он жил в квартире напротив вместе с родителями. — София посмотрела на Гарри немигающим взглядом. — Они были профсоюзные активисты. В прошлом году я как-то раз вернулась с работы и увидела, что дверь их квартиры открыта, стены испачканы кровью. Родителей забрали, а мальчика оставили одного. Мы приютили Пакито, чтобы он не попал к монахиням.
— С тех пор он так и не пришел в себя, — добавил Энрике.
— Мне очень жаль.
— София работает на молокозаводе, — пояснил Энрике, — но этого недостаточно, чтобы содержать нас четверых, сеньор, вот почему я взялся за это дело.
— Я ничего не скажу, — тяжело вздохнул Гарри. — Обещаю. Все хорошо.
— Только прошу вас, сеньор, не водите меня больше на ту площадь, — робко пошутил Энрике.
— Не буду, — улыбнулся Гарри.
Он ощутил странное родство с этим молодым человеком, который стал шпионом поневоле под влиянием обстоятельств.
— Странное место выбрал для прогулки дипломат, — заметила София и пристально посмотрела на Гарри.
— Я был знаком с одной семьей. Давно, еще до Гражданской войны. Они жили на площади, где на нас напали собаки. Этот квартал разбомбили. — Он вздохнул. — Что стало с этими людьми, я не знаю.
— Там теперь никого не осталось. — София с любопытством посмотрела на Гарри. — Значит, вы бывали в Испании раньше… до всего этого?
— Да.
Девушка кивнула, но ничего больше не сказала. Гарри встал:
— Я ни словом не обмолвлюсь об Энрике. И пожалуйста, позвольте мне заплатить за врача.
София затушила сигарету в пепельнице: