— Что? И сделает их своими колониями?
— Да. Он подыгрывает мечтам Франко об империи. Кажется, я понимаю его мотивы. Французы больше не представляют собой силы.
Толхерст, по обыкновению, рассуждал о действиях Сэма так, словно был доверенным лицом посла, хотя Гарри прекрасно понимал, что, скорее всего, тот просто повторяет циркулирующие в посольстве слухи.
— Мы установили блокаду, — сказал Гарри. — Можем перекрыть им подвоз еды и топлива, как водопроводный кран. Не пора ли это сделать? Предостеречь их от союза с Гитлером.
— Все не так просто. Если испанцам будет нечего терять, они могут объединиться с немцами и захватить Гибралтар.
Гарри отхлебнул еще бренди:
— Помнишь тот вечер в «Рице»? Я краем уха слышал, как Хор говорил, что Британии не следует поддерживать здесь никакие спецоперации. Незадолго до моего отъезда в Мадрид Черчилль произнес речь: выживание Британии зажжет искру надежды в оккупированной Европе. Здесь мы могли бы помочь людям, вместо того чтобы подлизываться к лидерам.
— Полегче! — Толхерст нервно засмеялся. — Бренди ударил тебе в голову. Если Франко падет, вернутся красные. Они еще хуже.
— А что думает капитан Хиллгарт? Кажется, он соглашался с сэром Сэмом в тот вечер в «Рице».
Толхерст заерзал на стуле:
— Вообще, Гарри, он будет немного раздражен, если узнает, что его подслушивали.
— Это произошло случайно.
— В любом случае я ничего не знаю, — устало добавил Саймон. — Я всего лишь рабочая лошадка. Организую встречи, опрашиваю информаторов, проверяю расходы.
— Скажи, ты когда-нибудь слышал выражение «рыцари Святого Георгия»? — спросил Гарри.
Толхерст прищурился и с осторожностью ответил на вопрос вопросом:
— А ты где его слышал?
— Маэстре использовал эти слова в разговоре с капитаном Хиллгартом в первый день, когда я переводил на их встрече. Оно означает соверены, да, Толли?
Толхерст промолчал, только недовольно выпятил губы. Гарри продолжил мысль, больше не считаясь с протоколом, который, вероятно, нарушал:
— Хиллгарт еще упомянул Хуана Марча. Мы подкупаем монархистов? Это тот конь, которого мы пытаемся оседлать, чтобы удержать Испанию от войны? И потому Хор не хочет ничего делать с оппозицией?
— Знаешь, Гарри, нам не пристало проявлять излишнее любопытство. — Толхерст по-прежнему говорил очень тихо. — Не наше дело думать… э-э-э… о политике. И черт тебя подери, давай потише!