Зима в Мадриде

22
18
20
22
24
26
28
30

Гарри посмотрел на нее и спросил:

— Каким был твой дядя-священник?

София печально улыбнулась:

— Мама и папа переехали из Таранкона в Мадрид в поисках работы, когда я была маленькая, а дядя Эрнесто отправился в Куэнку. Хотя мои родители республиканцы, они поддерживали отношения: семья в Испании — это главное. В детстве мы каждое лето ездили к дяде Эрнесто на несколько дней. Помню, меня зачаровывала его сутана. — София засмеялась. — Однажды я спросила маму, почему дядя носит платье. Но он был добрый. Разрешал мне чистить подсвечники в церкви. Я оставляла на них полно отпечатков пальцев, но дядя говорил, что это ничего. Наверное, потом он звал одну из своих святош, чтобы заново их отполировать. — Она взглянула на Гарри. — Когда война закончилась, мама сказала, что кто-то из нас должен съездить в Куэнку и узнать, жив ли дядя. Но даже если бы мы могли себе позволить такую поездку, не думаю, что новости были бы утешительные. Я слышала, со священниками и монахинями там не происходило ничего хорошего.

— Печально.

Пользуясь толкотней, София на мгновение взяла его за руку и сказала:

— По крайней мере, у меня есть родные, они заботятся обо мне. Меня не отправили в какую-то частную школу, как тебя.

Впереди улица расширялась. Обстановка там была особенно оживленная, и Гарри увидел неожиданно много хорошо одетых покупателей, которые с напряженными, хмурыми лицами толпились вокруг одного прилавка. Рядом стояли двое гвардейцев и наблюдали за происходящим.

— Что тут такое? — поинтересовался Гарри.

— Здесь в конце концов оказываются вещи, которые забрали из домов богачей в тридцать шестом, — ответила София. — Тем, кто их растаскивал, нужны деньги на еду, и они продают изъятое хозяевам киосков. Богатые мадридцы приходят сюда в поисках своего семейного достояния.

Они пошли мимо прилавков. Тут стояли дорогие на вид вазы и обеденные сервизы, фарфоровые статуэтки и даже старинный патефон с серебристой трубой. Гарри прочел гравированную табличку: «Дону Хуану Рамиресу Давилу от коллег из банка „Сантандер“, 12.07.19». Пожилая дама рылась в куче брошек и жемчужных ожерелий.

— Мы никогда не найдем его, Долорес, — устало пробормотал ее муж. — Тебе лучше забыть о нем.

Гарри взял в руки фарфоровую фигурку женщины с отколотым носом, в платье по моде XVIII века:

— Эти вещицы, наверное, много для кого-то значили.

— Они куплены на деньги, украденные у народа, — резко возразила София.

Они подошли к столу с огромной кипой фотографий. Вокруг него толпились люди, перебирали снимки, их лица были печальные, потрясенные; некоторые с явным отчаянием копались в куче изображений чужих родственников.

— Откуда все это? — спросил Гарри.

— Фотографии вынимают из рамок перед продажей. Сюда приходят за карточками своих родных.

Некоторые снимки были недавние, другие сделаны лет пятьдесят назад. Свадебные фотографии, семейные портреты, черно-белые и цвета сепии. Молодой человек в военной форме улыбается в камеру; юная пара сидит рука об руку перед таверной. Гарри пришло в голову, что большинство этих людей наверняка уже мертвы. Неудивительно, что у тех, кто перебирал снимки, такой напряженный вид: здесь они надеются отыскать единственный сохранившийся образ погибшего сына или брата.

— Так много людей ушло, — пробормотал Гарри. — Так много.