— Он не хочет видеть вас, отец.
— Я обязан поговорить с ним. Это мой долг. — Священник придвинулся к нему. — Слушайте, Пайпер, отец Хайме хотел прийти, но я сказал, что чувствую себя в ответе за этого человека. Вы предпочитаете, чтобы я позвал его? Мне бы не хотелось этого делать, но, если вы не пропустите меня, я буду вынужден доложить, он старший священник.
Берни молча отступил и подумал: «Может, лучше бы пришел отец Хайме, Винсенте было бы легче противостоять этому неотесанному грубияну».
Шум разбудил адвоката. Когда священник склонился над ним, он смотрел прямо перед собой. Капли с одежды падре упали на простыню из мешковины.
— Это святая вода, отец?
— Как вы себя чувствуете?
— Еще не окочурился. Бернардо, amigo, не дадите ли вы мне еще воды?
Берни опустил кружку в ведро и протянул Винсенте. Тот жадно припал к ней губами. Священник с отвращением посмотрел на бадейку для мочи.
— Сеньор, вы очень больны, — сказал он. — Вам нужно исповедаться.
В бараке стояла полная тишина. Заключенные смотрели и слушали, их лица в слабом свете свечей казались мутными белыми пятнами. Все знали, что Винсенте ненавидел священников и готовился к этому моменту.
— Нет. — Ему удалось слегка приподняться с постели; свет блеснул на седой щетине, покрывавшей его щеки, и в усталых злых глазах. — Нет.
— Если вы умрете без исповеди, ваша душа отправится в ад.
Отец Эдуардо явно испытывал неловкость, он крутил пальцами пуговицу на сутане. В его очках отражались огоньки свечей, отчего печальные глаза превращались в два маленьких пламени.
Винсенте провел языком по сухим губам.
— Ада нет, — выдохнул он. — Только… покой.
Больной закашлялся, потом захрипел и в изнеможении лег на спину. Отец Эдуардо вздохнул и отвернулся.
Он зашептал, склонившись к Берни, и на того слегка пахнуло ладаном и маслом.
— Думаю, ему остался день или два. Я приду еще раз завтра. Но послушайте, это ведерко для мочи — все, что у вас есть, чтобы поить его?
— Я его вымыл.
— Все равно. И где вы берете воду?