– Это как? – не понял Авратакис
– Все просто, мистер – юнец принялся с жаром объяснять – у нас в университете уже есть такое. Называется Фидонет, по этой системе я могу связаться с любым компьютером в университете и переслать кому угодно информацию. Или получить информацию. Просто и быстро, письмо доходит в считанные секунды. А мы – уже работаем над тем, чтобы можно было с одного компьютера попадать в машинную память другого компьютера, чтобы пользоваться информацией.
– Кто это – мы?
Юнец не заметил подозрительного тона Авратакиса, он был слишком занят рассказом о том, чем был увлечен.
– Гарвард, сэр. Я учусь в Гарварде, а здесь нарабатываю материалы на защиту. Хранение и каталогизация больших объемов информации с помощью современных информационных систем. Несколько наших ребят работают в спарке с Массачусетским технологическим, создают прототипы сетей нового поколения, позволяющего обмениваться большими объемами информации. Представьте себе, что будет, если мы сможем общаться так с кем угодно. С Европой, с Азией… написал письмо, и через несколько минут оно у адресата.
Авратакис представил, сразу. Что будет, если в сеть проникнут коммунисты? У них и так не осталось разведвозможностей в СССР, информация получается крохами, приходится унижаться перед чертовыми кузенами, у них кое-что осталось. А тут… советский агент напишет письмо и через несколько минут оно будет уже в КГБ, никаких связников, никаких тайниковых операций… а ведь три четверти внедренных разведчиков сыплются либо на контактах со связными, либо на перевербовке связников агентами ФБР. Если из цепочки выпадают связники – то коммунистические шпионы разгуляются вовсю. А что будет, если точно так же будут общаться вот такие вот обормоты и русские. Кто знает, кто на том конце провода – такой же двадцатилетний оболтус или сотрудник КГБ, специалист по психологической войне. Господи, да вся эта проклятая сеть разом превратится в рассадник коммунизма!
Надо что-то делать. По возвращении – немедленно зайти в техотдел, пусть думают, что делать. Возможно – всю эту дрянь с обменом информацией через океан – надо прикрыть по соображениям национальной безопасности, пока не поздно. Пусть сидят и треплются в пределах университета и не более.
– Готово, сэр. Записывайте номера хранения.
Через несколько минут – Гас Авратакис сидел в хорошо освещенной комнате под бдительным надзором смотрителя перед двумя тонкими папками, в которых упоминался Роберт Ким. Первая папка – совершенно не имела никакого касательства к делу, вторая – судя по всему, имела. Речь во второй папке шла об убийстве.
Авратакис посмотрел на резолюцию, которой украшалась каждая отправляемая в архив папка, дела по которой были завершены.
Подписано было Мэлвином Лэрдом, министром обороны США.
Гас Авратакис открыл папку. И погрузился в кошмар…
Время настоящее. Корейская народно-демократическая республика. Провинция Северный Хамкьен, ядерный полигон. 21 июня 1988 года
Пришедший с моря ветер лизал серо-бурые, каменные зубья скал, торчащие из этой суровой и неприветливой земли, шевелил макушки низкорослых, часто растущих сосен. В небесной выси, обгоняя несущиеся по небу облака, парили белые, прилетевшие с моря чайки. Чаячье яйцо и птенцов – местные тоже использовали в пищу, когда было совсем голодно. Но здесь, рядом с двойным забором из колючей проволоки с датчиками слежения – чайки нашли себе блаженный уголок, где их никто не смел трогать. Вот и гнездились – вдали от моря, на массивных каменных уступах…
На одном из уступов, выбрав для себя подходящее место – не шевелясь, лежал человек. Он был одет в полевую однотонную форму северокорейской армии со знаками различия капитана армии КНДР, на ногах его – были полуботинки на шнуровке, принятые в мотострелковых частях армии КНДР и пришедшие сюда из Советского союза. Единственное, что у него было иностранным – не корейским, точнее даже не северокорейским – это была винтовка.
Это была длинная, на вид состоявшая почти из одного ствола массивная винтовка. Толстый как лом, рифленый ствол с дульным тормозом, неожиданно короткая, почти квадратная ствольная коробка с массивной стальной рукояткой затвора, состоявший из массивных прутков приклад, который можно было разобрать и собрать. Поверх всего этого – прекрасный, тридцатидвухкратного увеличения прицел Unertl в стальном корпусе, разработанный по особым спецификациям и изготовленный в количестве восьми экземпляров. Это была снайперская винтовка М500 корпуса морской пехоты США в специальной версии, предназначенной не для дистанционного подрыва морских мин – а для убийства. Смерти в ее лучшем исполнении. Вот ты жив – и вот ты уже мертв.
Он был один. Он всегда был один. Одному проще, отвечаешь только сам за себя. Не более того. И если допустишь ошибку – отвечать тоже придется только тебе.
Он пришел сюда три дня назад и все это время ничего не ел. В книгах рассказывают, как снайперы гадят в штаны или закапывают нагаженное руками. Чушь – если ты нагадишь себе в штаны, то это может иметь самые разные последствия. Твоя кожа воспалится, пойдет язвами и рано или поздно ты получишь заражение крови. Запах привлечет насекомых, а возможно – его учует особо чувствительный солдат при прочесывании. Наконец снайпер на задании – может погибнуть в любой момент, и тогда враги найдут его навалившим в штаны, будут над ним смеяться и тем самым он окажется обесчещенным. А бесчестие – это как шрам на дереве: с каждым годов все толще и толще.
Так что проще – ничего не есть.