Да, чуть не забыл, тех двоих, которые свернули себе шею, звали Кидман и Галлоп. Я вспомнил, что мне знакомы эти имена и от куда я их знаю. Тем не менее, никто из местных никогда и ничего о них не слышал.
Я вернусь домой сразу же после похорон, а когда мы встретимся, мы поговорим обо всем этом.
Два Доктора
Для меня было весьма привычным натыкаться на листы вложенные между страниц старых книг, таким образом мне удалось обнаружить одно из ценнейших вложений, при этои рассмотреть найденные мной страницы никто не смог помешать. До начала войны я часто покупал старые конторские книги в которых была очень хорошая бумага с большим количеством чистых листов, их можно было вырывать и использовать для своих собственных записей. Одну из таких конторских книг я купил сравнительно дешево в 1911 году, она была в добротном твердом переплете, правда, заметно раздувшаяся от того, что в течение многих лет между страниц этой книги вкладывали дополнительные листы. Три четверти из вставленных в неё листов потеряли свою значимость, а вместе с ней и нужность для любого из живущих ныне людей, тем не менее четвертая часть все-таки могла вызвать определенный интерес. Тот факт, что документы, обнаруженные мной в этой конторской книге, принадлежали юристу не возникало никаких сомнений, так как на их оборотной стороне было написано: «
Я начну с самого начала, и постараюсь быть последовательным в своем повествовании.
Одним прекрасным вечером доктор Абель находился в своем саду. Он ждал, когда же к нему приведут его лошадь, чтобы верхом на ней отправиться по делам службы. Это он делал каждый Божий День. Принимая во внимание то, что всё это происходило в Ислингтоне[368], в 1718 году, а месяц стоял июнь, можно догадаться и о том, что дом господина Абеля находился в сельской местности, причем весьма живописной. Именно в тот момент, когда он собирался уже идти на конюшню, чтобы поторопить с лошадью, к нему подошел его преданный слуга, состоящий у него на службе уже как двадцать лет, звали его Люк Дженнет.
«Я сказал, что хочу поговорить с ним, и на этот разговор может уйти примерно четверть часа. После этого он сразу пригласил меня в свой кабинет, его окна выходили на тропинку, по которой он обычно прогуливался. Затем он сам туда вошел и сел в свое кресло, тогда я ему сказал, что против своей воли вынужден искать себе другое место работы. Он поинтересовался в чем причина моего ухода, ведь я работаю у него с очень давних пор. На это я ответил, если он простит мне такой поступок, то тем самым окажет большую любезность, потому что (по всей вероятности в 1718 году так было заведено) я из тех кто любит, когда у хозяина о нем складывается хорошее мнение. Насколько я помню, он мне ответил, что независимо от того простит он меня или нет документы у меня будут хорошие, ему просто интересно узнать, по какой причине после стольких лет добросовестной службы я вдруг ни с того ни с сего решил уйти. К этому он еще добавил: «Ты, наверное, понимаешь, что если ты уйдешь от меня сейчас, то дорога обратно для тебя будет закрыта». – Я ему сказал, что понял.
– Тогда, – сказал он, – у тебя наверняка есть на что жаловаться. В том случае, если дело серьезное, то я охотно тебя выслушаю и мы всё исправим. – Я ему сразу ответил, что не вижу никакой возможности что-либо исправить и пришел лишь только сообщить, что свой аффидевит[369] и тот листок, где я написал, что видел собственными глазами, как он двигает предметы не прикасаясь к ним, я оставил в комнате для прислуги, и сказал, что ноги моей не будет в том доме, где творится всякая чертовщина. На это он ничего не сказал, а лишь очень мрачно посмотрел на меня и обозвал дураком и к этому добавил, что всё причитающееся мне он выплатит завтра утром, а так как лошадь его уже привели он поспешно вышел из комнаты. Получив от него такой ответ эту ночь я решил провести в доме зятя, мужа моей сестры, который живет возле Бэттл Бридж, а на следующее утро, пораньше, я пришел к своему уже бывшему хозяину, который устроил мне настоящую выволочку за то, что я не ночевал в его доме, и вдобавок ко всему, высчитал одну крону из моего выходного пособия.
После этого, где мне только не приходилось работать. Причем, всё это время я с ним не встречался до тех пор, пока не пошел в услужение к Доктору Куинну, который проживал в Доддс Холле в Ислингтоне».
В этих показаниях упоминается аффидевит, а кроме того говорится о том, как доктор двигал предметы при помощи какой-то мистической силы не касаясь их руками. На самом деле аффидевита вместе со всеми документами не оказалось, вполне может быть, кто-нибудь его взял и забыл положить обратно на место. Что нас ждет дальше, возможно в скором времени станет понятно, но пока ни единого ключа к разгадке не дается.
Приходской священник из Ислингтона, Джонатан Пратт, следующий персонаж, интересующий нас. Он сообщает важные подробности о положении и репутации доктора Абеля и доктора Куинна, поскольку оба проживали и занимались медицинской практикой в том самом административном округе, который относился к его церковному приходу.
«Такое невозможно даже представить, чтобы врач регулярно посещал церковь, приходил на утреннюю и вечернюю службы или бывал по средам на проповеди. Правда, принимая во внимание те возможности, которыми они обладали, я могу сказать, что оба эти человека добросовестно исполняли свой долг, как верные сыны Англиканской Церкви. С другой стороны, в том случае, если вас интересует мое личное мнение, то я думаю, стоит назвать их термином понятном на языке всех религиозных школ используя такое определение как – distinguo[370]. Доктор Абель постоянно вызывал у меня определенные сомнения, в то время как доктор Куинн всегда казался искренне верующим человеком, при этом не старающимся глубоко постигнуть сущность вероучения, но несмотря на это добросовестно выполняющим свой христианский долг и свой врачебный долг, насколько это ему позволяли его знания и опыт. Зато другой доктор очень интересовался вопросами на которые и само Божественное Провидение, насколько я понимаю, вряд ли могло бы дать вразумительный ответ нам смертным, пребывающим в своем бренном теле и привычной ипостаси[371]. Например, он мог спросить меня о том, какое место, по моему мнению, в плане сотворения мира занимают те существа, которые не были в достаточной степени непоколебимыми, когда пали взбунтовавшиеся ангелы, и в тоже время не присоединились к ним в их великом грехопадении в полной мере.
Так как это мне показалось вполне уместным, первый раз я ему ответил вопросом на вопрос: «Какие основания у него имеются полагать, что подобные существа действительно существуют? Поскольку в Писании, – а я исходил из того, что он должен был это знать, – ничего о них не говорится». – Вдруг оказалось, раз я понимаю о чем речь, то он может мне об этом многое рассказать. Поскольку он обосновывает свои умозаключения на том месте в Библии, где Святой Иероним[372] говорит о том, как сатир[373] искушает Антония[374]; но если поразмыслить, то некоторые места в Писании также можно трактовать как упоминание о них. – «А кроме того, – сказал он, – притчи о них также распространены среди цыган, тех, кто проводит свои дни и ночи под открытым небом. О, если бы Вы услышали призыв духов, который был бы таким же сильным и настойчивым, каким его услышал я, гуляя по полям и в лесной чаще, то вы бы не были настолько ошеломлены».
– Вы рассуждаете в точности ка Джон Мильтон[375], – сказал я, – есть у него такие строки:
– Я не знаю, – сказал он, – что Джон Мильтон хотел сказать, используя слово
Я вспомнил об этом разговоре, потому что доктор Абель воспринял его слишком серьезно, он рассердился и начал ходить по комнате взад и вперед, бормоча себе под нос: «все эти высокомерные и бездушные священники ничего не видят кроме своего молитвенника и бутылки вина».
– Впрочем это был не единственный раз, когда наша беседа принимала такой оборот. Однажды вечером он пришел ко мне в дом и мне показалось, что он весел и в хорошем расположении духа. После того, как он сел возле камина и закурил, я, чтобы вывести его из глубокого раздумья, приветливо так спрашиваю: «Надеюсь, в последнее время вы не встречались ни с кем из своих потусторонних друзей?» – Только он это услышал, тут же вскочил и уставился на меня каким то не то бешеным, не то испуганным взглядом и говорит: «Откуда вы появились? Вас же здесь не было?» – А потом, уже видимо собравшись, продолжил, – «Так кого я там встретить был должен? Похоже, я задремал немного». – На это я ему ответил, что говорю о фавнах[377] и кентаврах[378], попадающихся на темной деревенской тропинке, но никак не о ведьмах и не о Шабаше, только, судя по его реакции, он меня неправильно понял.
– Знаете, – говорит он, – не имею никакого отношения ни к тем, ни к другим. А вы, я смотрю, в большей степени скептик, чем это вам позволяет ваша ряса. Если вас так интересует та самая темная тропинка, то вам о ней лучше расспросить мою домработницу, которая побывала на другом её конце еще будучи ребенком. – Ага, – ответил ему я, – а еще всех старух из дома для престарелых и детишек из прибежища для сирот. Я бы на вашем месте уже давно кого-нибудь из слуг послал к вашему коллеге Куинну за пилюлями, чтобы прочистить свои мозги. – К черту Куинна, – говорит он, – не говорите мне больше о нем. В этом месяце он переманил четырех из моих лучших клиентов. Я считаю, что этот самый Дженнет один из его проклятых шпионов, он специально устроился ко мне, его язык никогда не умолкал, такого и распять на кресте не жалко, вот уж этого он точно заслужил. – Это был единственный раз, когда он не смог скрыть какую неприязнь питает и к доктору Куинну, и к Дженнету, а так как это я считал своим долгом, то я сделал всё возможное, чтобы суметь убедить его в том, как он сильно в них ошибается. Кроме того, с моей стороны не осталось незамеченым и то, что некоторые достойные и уважаемые семьи нашего церковного прихода демонстративно отвернулись от него и стали игнорировать, при этом не желая каким-либо образом объяснить свое поведение. В конце концов, он сказал, что никому в Ислингтоне он ничего плохого не делал, а раз так к нему относятся, то он без труда может переехать в любое место куда пожелает, и тем не менее, не смотря на всё это, он совсем не таит зла на доктора Куинна. Сейчас я припоминаю, какое из моих замечаний спровоцировало тот ход мыслей, которому он впоследствии придерживался. Это было, я точно говорю, упоминание о фокусах, которые мой брат видел в Ост-Индии при дворе раджи Майсура[379]. – Очень полезное умение, – сказал мне тогда доктор Абель, – Когда при помощи определенных упражнений человек может овладеть силой, дающей ему возможность при помощи внутренней энергии заставлять двигаться неодушевленные предметы. Так, наверное, можно заставить и топор двигаться против воли того, кто им замахивается, а может быть, и еще что-нибудь. Н-да, не знаю, что-то слишком много всего, чтобы мой разум мог всё это сразу постигнуть, кроме того владея такой силой, можно и любую книгу с полки заставить подняться или хотя бы открыться на нужной странице.
Я помню, стоял довольно прохладный вечер, он сидел возле камина и протянул руку, примерно вот так, и сразу в то же мгновение с неимоверным грохотом по направлению к нему полетели не то каминные щипцы, не то кочерга, он что-то пробурчал себе под нос, но этого я не расслышал. Во всяком случае, я сказал ему тогда, что мне не так легко понять смысл всех его манипуляций, как он это называет, и то, что все его сверхнормальные способности наверняка такого сорта, что вряд ли исключают условие, согласно которому любому порядочному христианину следует остерегаться слишком дорого за них заплатить. Он сделал вид, что согласился со мной, а потом сказал: – Поймите, святой отец, подобные сделки могут выглядеть очень соблазнительными, не каждый может от такого искушения запросто отказаться. Но, насколько я понял, вы этому отнюдь не благоволите? Впрочем, такого и следовало ожидать.
– Это всё, что мне известно о докторе Абеле, и о том, какие отношения сложились между двумя докторами. Доктор Куинн, как я вам уже говорил, напротив, был человеком скромным и добродетельным, причем, именно к нему я тогда и собирался пойти. На самом деле, вплоть до этого дня мне приходилось обращаться к нему лишь только за советом в самом крайнем случае. Тем не менее, надо сказать, что в последнее время у него стали появляться кое-какие причуды. Тогда наступил такой период в его жизни, когда его начали донимать сны, которые он не мог держать втайне от других людей. Ему обязательно надо было их рассказать своим знакомым, а в их число входил и я. Было время ужина и я был у него в гостях, а после ужина он не хотел меня отпускать домой в положенный час. – Если вы сейчас уйдете, – сказал он, – ничего страшного конечно не произойдет, просто мне придется опять идти спать, и я опять увижу, этот чертов сон о куколке. – Вы слишком всё воспринимаете всерьез, – возразил ему я. – Ничего подобного, – говорит он, и тут его прямо передернуло, как будто он пытался отогнать от себя дурное наваждение. – Уж, насколько мне известно, – говорю ему я, – куколки вещь не опасная. – А эта как раз из тех что опасны, – сказал он, – и я совсем не хочу о ней говорить.
ebooksa