– Конечно умер, – ответил старичок. – Вы еще спрашиваете?
– Боже, – проговорила она, закрывая глаза, – я себе представляю эту картину.
И старичок тоже закрыл глаза, тоже переживая эту картину, но сейчас же открыл их и посмотрел: цел ли еще поросенок, не съела ли его бабушка, пока он закрывал глаза. Но, открыв глаза, он только увидел на своем носу муху.
Эта муха, которая на самом деле не была мухой, сидела на самом кончике носа; старичок, на что бы ни смотрел, всегда видел муху и всегда все преувеличивал.
Вдруг он заметил у меня прыщик и воскликнул:
– А не нарыв ли у тебя?
– А он не заразный? – испугалась мадам Канарейка.
– Конечно заразный! – воскликнул старичок, глядя, на какие куски – большие или маленькие – Канарейка делит поросенка.
– Опасно заразный! – радостно проговорил он, увидев, что ему достался большой кусок, и поспешно стал есть.
– Дети, он вас заразит! – пролепетала мадам Канарейка, заедая испуг вареньем и запивая чаем.
Она отхлебнула чай и вдруг схватилась за грудь, будто ей всадили иглу в сердце. Дело в том, что весь чайный прибор – и чайник, и чашечки, и блюдечки были с изображением птиц с синими клювами. У Гоги и Моги – маленькие птицы, у старичка – побольше, а у мосье Франсуа – самая большая птица, но все с синими клювами. И вдруг мадам Канарейка увидела, что на чашке, из которой она пьет, птица – с зеленым клювом.
– Я что-то вижу… – прошептала она. – Чай горький…
И старичок проверил: не зеленый ли клюв и на его чашке? И отхлебнул чай: сладкий ли? И только тогда успокоился.
А за столом уже шло обсуждение: что можно от меня подцепить и как можно вылечиться. Высказывались самые ужасные подозрения: нет ли у меня глистов, и не едят ли меня черви, не пьют ли они мою кровь? И бабушка в чепце с лиловыми лентами советовала подвесить меня за ноги и подставить ко рту чашку с горячим молоком – черви сейчас же вылезут.
Каждый хотел найти у меня такую болезнь, которой он сам болеет, находил ее и после этого чувствовал облегчение, словно половину болезни передал мне.
– А не заикается ли он? – говорили они и ели поросенка. – Или, может быть, наоборот – у него пулеметность?
– А может, у него заячья губа?
В суматохе кто-то даже предположил у меня размягченность мозга, и, увидев в углу человечка с лысой головой цвета зеленого помидора, с тоской жующего поросячью челюсть, я понял, кто это предположил.
– Все возможно, – шептала мадам Канарейка, – у такого мальчика из Иерусалимки все возможно…
И уже все, кто ел и молчал, бросили есть и, угождая мадам Канарейке, увивались вокруг меня, чтобы хоть что-нибудь еще найти – прыщик какой.
ebooksa