Да, листая новое издание «Венеры на половинке раковины», похоже, я тоже заглядываю одним глазком в двери восприятия.
Спасибо, Филип Хосе Фармер, за то, что вы открыли их нам.
Другой дневник Филеаса Фогга
Предисловие
Впервые я прочитал «Вокруг света за восемьдесят дней» Верна в 1929 году. За последующие девять лет я перечитал роман раза четыре или пять. Я видел экранизацию Тодда [4], и она мне очень понравилась, но снова я взял в руки эту книгу лишь где-то тридцать три года спустя. Она очаровала меня еще больше, и я был поражен тем, что она совершенно не устарела. Это подлинная классика жанра. Пускай ее и нельзя поставить в один ряд с «Братьями Карамазовыми» или «Моби Диком». Однако я обратил внимание на некоторые моменты, которые ускользали от меня, когда я читал этот роман в юности.
Я размышлял о них в течение нескольких месяцев и пришел к выводу, что «Восемьдесят дней вокруг света» состоят из двух историй. Одна – лежащая на поверхности, простая и понятная. Верн излагает ее в форме увлекательного, легкого повествования о приключениях. Другая же загадочная, полная тайных смыслов и намеков на опасные для человечества последствия, понять которые дано лишь немногим. В «Восьмидесяти днях» скрыта научно-фантастическая история, которую Верн – отец научной фантастики – так и оставил между строк. Он поступил подобным образом, потому что ему самому, скорее всего, не было доподлинно известно о произошедшем, а возможно, он просто не осмелился рассказать все как есть, однако, чувствуя явные нестыковки, все же решился сделать некоторые намеки.
Почему происхождение Филеаса Фогга окутано тайной? Почему он жил так, словно был запрограммированным роботом? Обладал ли он даром предвидения, или разум позволял ему просчитывать степень вероятности тех или иных событий, чтобы действовать в соответствии с этими расчетами? Почему, когда в конце путешествия Фогг сошел с поезда, все часы в Лондоне одновременно пробили без десяти минут девять?
Вступление
Насколько хорошо Жюлю Верну было известно о том, какая на самом деле история скрывалась за «Восемьюдесятью днями вокруг света»?
Вероятно, что всех фактов он не знал. В противном случае испугался бы и не написал эту историю в каком бы то ни было виде. Однако Верн сделал столько намеков и допустил так много неопределенности в отношении Филеаса Фогга, что это наталкивает на мысль о некоторых подозрениях писателя. Он не стал давать больше никаких объяснений этому знаменитому марш-броску вокруг всего Земного шара, однако включил многочисленные аллюзии и туманные недомолвки.
Видел ли Верн хотя бы мельком другой, тайный дневник Фогга, в котором тот описывал свой восьмидесятидневный вояж? Вероятнее всего, нет. Возможно, он где-то слышал о нем, и кто-то передал ему содержание некоторых фрагментов. Но даже если бы это случилось, Верн вряд ли почерпнул бы оттуда какие-либо сведения, хотя и был бы заинтригован еще сильнее. Тайный дневник написан силлабическими эриданеанскими символами. Только те, в чьих жилах течет кровь древних, их враги – капеллеане или же усыновленные в детстве представители человеческой расы, могли прочитать его. Но никто из них не стал был делиться с обычным человеком информацией, содержащейся в этих странных записках.
Разумеется, всегда существуют предатели. Наличие сознания подразумевает склонность как к преданности, так и к предательству.
Давайте подробнее рассмотрим некоторые намеки Верна касательно Филеаса Фогга. Он мог бы прожить, не старея, тысячу лет. Как он стал членом Реформ-клуба, куда принимали лишь избранных членов общества, покрыто тайной. Его порекомендовали банкиры, братья Бэринги, но почему они так поступили? Никто не знает, откуда Фогг был родом и как получил свои деньги. Однако всем хорошо известно, что в расцвет Викторианской эпохи англичане из высшего сословия с большой неохотой принимали в свое общество тех, кто не происходил из хорошей семьи или нажил состояние никому не известным образом. Фогг производил впечатление человека строгих правил. Соседи не только могли сверять по нему часы, но и наверняка задавались вопросом: живое ли перед ними существо или робот со встроенным заводными механизмом? В самом деле, он казался то ли совершенно бездушным человеком, то ли и не человеком вовсе.
Тем не менее, у него было сердце. Он сам в этом признавался, когда мог себе это позволить.
Он способен был часами сидеть неподвижно, наблюдая за ходом времени, словно огромная лягушка, терпеливо караулящая аппетитных мух.
Путешествовал ли прежде этот человек, чья основная деятельность была ограничена совсем маленькой частью Земного шара? Ведь он, казалось, обладал знаниями практически обо всем мире, даже о самых отдаленных его уголках.
«Непредвиденного не существует», – говаривал он не раз. Означало ли это, что Фогг был ясновидящим? Или указывало на нечто более правдоподобное и намного более зловещее? Почему этот англичанин, следовавший строго установленным маршрутам, как локомотив на Большой западной железной дороге, внезапно сошел с рельсов и умчался за горизонт?
Почему? Есть еще много таких почему, на которые Верн так и не дал ответов.
О существовании другого дневника мистера Фогга стало известно лишь в 1947 году, когда в доме номер семь на Сэвил-роу, Берлингтон Гарденс в Лондоне началась реставрация. Как всем известно, когда-то в этом доме проживал известный своим остроумием и сильно стесненный в средствах драматург, а также член Парламента Ричард Бринсли Шеридан. Он умер в состоянии крайней нищеты в 1816, а не в 1814 году, как писал Верн. Когда в доме стали ломать стену за гардеробом, то в пространстве между двумя стенами был обнаружен маленький дневник. Судя по всему, он долгое время сохранялся в хорошем состоянии, пока через дыру в крыше на него не просочилась вода. Некоторые страницы оказались полностью уничтожены, содержание других – частично утрачено. Но того, что уцелело, было достаточно, чтобы привлечь к себе внимание криптографов и лингвистов со всего мира.
В 1962 году было установлено, что записи не представляли собой какой-либо шифр или код, поэтому стали считать, что они сделаны на прежде неизвестном языке. Их так и не удалось бы перевести, если бы в одном из поселков Дербишира не было найдено несколько записных книжек. Их нашли в поместье, принадлежавшем когда-то сэру Гераклиту Фоггу, баронету. В этих записных книжках имелись заметки, призванные помочь англоязычному ребенку выучить данный язык. Используя эти записи в качестве справочного материала, сэр Беовульф Уильям Клейтон, четвертый баронет, – выдающийся лингвист Оксфордского университета – приступил к работе над материалами, найденными в доме номер семь по Сэвил-роу. Ему удалось перевести, по меньшей мере, треть из того, что уцелело.