По просьбе Фогга, Паспарту рассказал немного о себе. Он был бродячим певцом и вовсе не обязательно из тех, кто вечно ходит в лохмотьях. Также выступал в цирке наездником и танцевал на проволоке, как знаменитый Блонден. И если Паспарту мог соперничать в мастерстве со своим соотечественником (по крайней мере, он так утверждал), то, вероятно, ему не стоило бросать ремесло канатоходца. Блонден первым пересек Ниагарский водопад по канату в 1100 футов длинной на высоте 160 футов над водой. Он проделывал этот трюк много раз: с завязанными глазами, на ходулях, неся человека на плечах, садясь посередине на кресло, чтобы перекусить и так далее. Всего за одиннадцать лет до описываемых событий Блонден выступал в Хрустальном дворце в Лондоне, где на ходулях крутил сальто на канате, натянутом на высоте 170 футов над землей.
Разумеется, речь не шла о том, что Паспарту обладал в точности такими же способностями, как Блонден, но вполне возможно, что он лишь немногим уступал ему. Однако, как бы там ни было, он ушел из канатоходцев и какое-то время был преподавателем гимнастики. Затем стал пожарным в Париже, но после оставил и это дело и, переехав в Англию, поступил там в услужение.
Разумеется, подобная смена профессий выглядела довольно странной, но он объяснил это тем, что устал от опасности и волнений. Ему хотелось спокойной, домашней жизни. В данный момент он остался без работы, однако, услышав о мистере Фогге – человеке, чья жизнь была образцом спокойствия и размеренности, решил предложить этому человеку свою кандидатуру. Ему даже не хотелось больше, чтобы его продолжали называть Паспарту.
– Меня вполне устраивает Паспарту, – сказал мистер Фогг. – Мне вас рекомендовали. И я слышал о вас много хорошего.
Это было весьма странно – от кого мистер Фогг мог слышать о Паспарту? Всего несколько часов назад он даже не думал о том, чтобы поменять слугу. С того момента, как он уволил Форстера и отправил его подыскивать преемника, Фогг ни с кем больше не контактировал. Он не размещал объявлений в газетах, не писал и не получал писем, не пользовался телефоном. Правда, последнего у него просто не было, ведь Александру Беллу было всего двадцать шесть лет, и пройдет еще почти четыре года, прежде чем он оформит патент на свой электрический телефон.
Мистер Фогг мог послать Форстера в ближайшее отделение телеграфа, но Верн ничего об этом не говорил. Нет, точно так же, как Форстер проговорился, представляя Паспарту, сам Фогг допустил оговорку, упомянув про рекомендации. Остается вопрос, не были ли эти оговорки намеренными, чтобы определенным образом повлиять на гипотетического тайного наблюдателя? Если для Фогга в самом деле не существовало непредвиденного, разве мог он ошибиться? И если Фогг совершил ошибку специально, в таком случае, не уместно ли было предположить, что и Форстер поступил точно так же. А значит, все трое: Фогг, Паспарту и Форстер знали о деталях определенного плана.
– Вам известны мои условия? – спросил Фогг.
Ответ француза показал, что по пути из агентства Форстер ему обо всем рассказал.
Затем Фогг спросил у Паспарту, который сейчас час. Француз вытащил из кармана своего жилета огромные серебряные часы, взглянул на них и ответил:
– Одиннадцать часов двадцать две минуты.
– Ваши часы отстают, – сказал Фогг.
Паспарту ответил, что это невозможно.
Фогг холодно возразил:
– Ваши часы отстают на четыре минуты. Но это несущественно. Достаточно, что я просто упомянул об этой ошибке. Так вот, с этого момента: с одиннадцати часов двадцати шести минут утра среды, второго октября вы поступаете ко мне на службу.
Филеас Фогг встал, взял левой рукой шляпу, надел ее на голову и вышел.
Мистер Фогг был полностью доволен, что Паспарту оказался тем самым человеком, которого прислали ему, чтобы помочь в новом, пока еще неизвестном предприятии. Без сомнения, Форстер сообщил Паспарту в агентстве определенные кодовые фразы. Момент с отстающими часами Паспарту стал еще одним методом для опознания его личности. Кроме того, прозвище француза указывало на его функциональные обязанности, а «громадные» часы были такими большими, потому что содержали в себе не только часовой механизм. Когда мистер Фогг взял шляпу в левую руку, это стало последним сигналом, ведь он был правшой. Если бы он был левшой, то взял бы шляпу в правую руку. Паспарту увидел это последнее подтверждение и был полностью удовлетворен.
После того, как Фогг вышел из комнаты, он еще с минуту стоял и прислушивался. Входная дверь закрылась. Это означало, что его союзник и господин вышел из дома ровно в одиннадцать тридцать. Через несколько секунд дверь снова хлопнула. Это Джеймс Форстер отправился к своему следующему месту назначения. Там Форстер сделает еще один ход в тайной, похожей на шахматную партию войне, которая уже две сотни лет велась между эриданеанами и капеллеанами.
2
Реформ-клуб, в который мистер Фогг направлялся размеренной поступью, находился на расстоянии всего одной тысячи ста пятидесяти одного шага от дома мистера Фогга на Сэвил-роу. Верн не сообщает, что происходило во время прогулки Фогга. Он не считал нужным описывать заурядные событие, а о незаурядных ему не сообщали. Однако понятие заурядности для нас и для Фогга и его современников, возможно, сильно отличались, и это само по себе могло стать интересной темой для читателей. У Лондона 1872 года была одна отличительная особенность – смог. Это слово произошло от слияние двух: «smoke» («дым») и «fog» («туман») и было придумано в Лондоне. Дым сотен тысяч промышленных и домашних очагов и печей, которые топились каменным углем, часто заволакивал небо и покрывал все тонким слоем сажи, из-за чего воздух в Лондоне приобрел едкий запах. И, без сомнения, смог стать причиной распространения туберкулеза и других болезней легких у целого поколения жителей.
Другим источником сильного запаха, который в определенных обстоятельствах нельзя было назвать неприятным, если только он не был слишком сильным, исходил от лошадиного навоза. Он покрывал все улицы от Вест-Энда до Ист-Энда. В засушливые периоды, частички высохшего навоза поднимались в воздух, смешиваясь с угольной и земляной пылью, когда по таким куча проезжали колеса экипажей. Добавьте к этому еще и разносчиков всевозможных болезней – огромных слепней, которые в прежние времена казались привычной и неотъемлемой частью цивилизованного мира. Однако действие происходило в октябре, последние недели ночи стояли холодные, и это значительно снизило активность насекомых.