Взгляд, который Ханко на него бросил, был исполнен презрения и гнева.
– Да! – крикнул мельник. – Замок и тебя я хотел сдать, но не я предатель, только ты, который против своего короля и мужа племянницы своей шёл изменой, да, я посылал к Судзивою, я бы ему ворота отворил, чтобы из-за тебя люди напрасно не гибли.
Белый, если бы не некий стыд, сам бы бросился на мельника, люди начали его бить, Былица закрыл ему рот пощёчиной.
Зрелище было страшное и волнующее. Жестокость увеличило то, что на крик прибежал зять Манько, который как безумный бросился сперва к тестю, потом на колени перед князем, умоляя его пощадить старика и предлагая выкуп, свою жизнь, всё, лишь бы даровал ему жизнь.
Сам Ханко молчал.
Глаза князя дико засветились.
– У тебя один способ спасти его и себя, – воскликнул он возвышенным голосом. – Немедленно пойдёшь в лагерь Судзивоя и скажешь ему от меня – понимаешь? – чтобы завтра он появился здесь с небольшим количеством людей, а я отворю ему замок и сдамся. Скажи, что голод нас к этому вынуждает. Впустим их сюда… впустим, а потом вырежем всех до единого!
Говоря это, князь потирал руки и смеялся.
Стоявший на коленях Манько обнял его ноги и поклялся, что сделает, как ему приказано.
Ханко, который не мог стоять на обожжённых ногах и стонал от ужасной боли, князь приказал слугам схватить и бросить в темницу.
Сам князь, как если бы был уже победителем, вышел сразу хвалиться тем, что сделал для Фриды.
Крики во время этого ужасного мученичества, происходившего внизу, уже обеспокоили Бодчанку и, догадываясь о каком-то происшествии, она бежала искать князя.
Дрожащий от гнева и безумия, в какое впал, Белый начал живо, заикаясь, бормоча, дико смеясь, рассказывать, как великое дело сделал.
Он ждал от неё похвалы и восхищения его умом и проявленной силой, – Фрида нахмурилась, пожала плечами и сухо ответила:
– Я бы предпочла, чтобы вы сражались в поле и по-рыцарски.
Сказав это, она отвернулась и пошла закрыться в своей комнате.
Это не поразило, не остановило князя; он был доволен собой, а великие вещи обещал себе из того коварства, которое обдумал. Воображение рисовало ему уже пойманных в ловушку самых активных командиров, самых опасных противников: воеводу, за которого ожидал огромный выкуп, Бартка из Вицбурка, которому желал отомстить; богатого Кмиту, который мог ему заплатить; а хотя бы племянника Казка Шецинского, потому что слышал, что он шёл тоже против него.
Затем Былица, Дразга и все любимые приспешники были вызваны на совет. Былица превозносил до небес ум господина, радовался и ручался, что ничего легче не будет, как всех схватить, впустить их, опустить подъёмную решётку, окружить и связать.
Когда это происходило в замке, несчастного Манько выгнали, чтобы ехал в лагерь. Ему даже дали ключи от ворот в знак того, что замок готов сдаться.
Мельник и его зять были хорошо известны в лагере воеводы, поэтому прибывшего немедленно впустили, как он хотел, к самому Судзивою, который гаходился в то время с одним только Фридрушем с Устья. Это был рыцарь отважный, храбрый, в самом рассвете сил и очень любимый воеводой.