– От князя?
– Какую обязанность вы выполняете при нём?
Бусько сделал скромную физиономию.
– Когда как, – ответил он, – когда нам весело, тогда я пою ему, когда грустно, тогда я с ним плачу, а если голодно, умираю, как и он.
– Тебя послали или ты сам из замка ушёл? – спросил воевода.
– Сам, сам, – нанося себе удары в грудь, начал шут, – мне стало скучно сидеть там взаперти.
Воевода и Бартек начали с любопытством его разглядывать, а их испытующие взгляды отчасти смешали Буську, хотя он старался держаться гордо.
– С чем пришёл, мой человече? – спросил Судзивой.
Чуть подумав, Бусько сказал:
– С просьбой, с просьбой, только не от пана, потому что он слишком гордый, чтобы о чём-нибудь просить… но от себя, от себя, король мой…
Воевода молчал, внимательно глядя на него. Бусько цедил слова, тоже изучая, какое они произведут впечатление.
– С просьбой, с просьбочкой, – сказал он. – Мне видится, пане воевода, король мой, что если кто-нибудь сказал князю доброе слово, вся эта ненужная война кончилась бы.
Судзивой подумал.
– Разве словами можно с ним что-нибудь сделать? – ответил он. – Однажды сдался и не сдержал обещания.
– Пане мой, а король также дал ему что-то, хоть, чтобы обернуть палец? – подхватил Бусько. – Что же бедолага будет делать? Капюшон был ему втягость; он хочет только наследства… больше ничего…
– Так серьёзно оскорбив короля, нашего пана! И пролив столько крови! – крикнул воевода.
Бусько надул жирные щёки и поласкал себя по лысой голове.
– Всё же ему нужно что-нибудь дать, – шепнул он.
– И, ничего не дав, возьмём его, – прервал Бартек.
– Наверное… через год, через два, – рассмеялся шут, – и перебьёт вам ещё людей.