– А если он заблудился или ещё что-нибудь…
– На улице не мороз. Так что замёрзнуть до смерти он не может.
Он говорил это в шутку, а Пер задумчиво кивал. Прошёл ещё один день. Температура как по заказу упала, окна покрылись инеем. Они почти не разговаривали и всё время прислушивались к шагам на лестнице.
– Наверное, нам надо пойти в полицию, – сказал Пер за обедом.
– Он наверняка скоро появится.
– А если нет?
Они решили ждать до семи и, если он не придёт, предпринимать какие-то меры. Без четверти Густав вернулся.
– Да, вечер получился на славу, – проговорил он и, не снимая пальто, тяжело опустился на стул.
– Вчера или позавчера?
– И вчера, и позавчера.
– Видишь, – сказал Мартин Перу, – волноваться не стоило.
V
ЖУРНАЛИСТ: Я прочёл один из ваших ранних рассказов, когда готовился к интервью…
МАРТИН БЕРГ: Да что вы!
ЖУРНАЛИСТ: Вы очень убедительно пишете о молодом человеке в поисках любви. Что значило для вас литературное творчество в тот период?
Наступил декабрь. Улицы превратились в тёмные тоннели. Мартин попытался убедить друзей поехать на Рождество в Марсель, аргументируя тем, что, в отличие от отредактированного музейного Парижа, Марсель – это город рабочий, портовый, с тяжёлыми условиями для жизни, то есть такой немного Гётеборг:
– Хотя, возможно, и не такой безопасный. Поехали, будет весело! По крайней мере, это что-то новое.
Но Пер готовился к выпускному экзамену, а Густав вообще никуда не хотел ехать. Сказал, что на мели и не хочет, чтобы грабители отняли его несчастные франки.
Он проснулся от головной боли, во рту сухая песчаная пустыня, казалось, что ещё чуть-чуть, и его вывернет наизнанку. Помимо этих хорошо знакомых мук (которым он не противился – наоборот, он их даже приветствовал, как бичующий сам себя монах), было ещё кое-что: новая неведомая боль, локализованная на левом плече. И, только помочившись и ополоснув голову ледяной водой в дешёвом гостиничном номере, заказанном до абсента, Мартин исследовал источник этой боли. Когда он стягивал через голову свитер, она стала невыносимой.