– Алло?
– Это я, Мартин, – произнёс он и сразу же осёкся, Сесилия ведь и так поймёт, что «я» в этой приветственной фразе это «он».
– О господи, я думала, это снова мама… Как ты?
– Хорошо, хорошо. Послушай… – Он положил в монетоприёмник ещё один франк, – у меня деньги могут кончиться. Я хотел сказать только, что купил билет домой.
– Вот как, – в голосе звучало удивление, – а на когда?
– Послезавтра. В пятницу буду дома.
– Ой… но я думала… ты разве не останешься там на Новый год? Или ещё дольше?
– Что? – Мартин вспомнил, что раньше утверждал что-то в этом духе. Писал, что, возможно, задержится ещё на пару месяцев. Весна в Париже и так далее. – Ну да. Но нет. Нет, я соскучился по тебе.
Она пообещала встретить его на вокзале.
– Спасибо. Ты просто сокровище, – сказал он. – Послушай, Сесилия, я… – Но тут раздался разъединяющий гудок, и разговор прервался.
Франция в снегу, Бельгия тоже, и бесконечные белые просторы Германии. После пересадки в Берлине Мартин почти всю дорогу спал. Беспокойным и неглубоким сном. Проснулся в Хальмстаде и оставшуюся часть пути смотрел в окно. Небо и земля слились воедино, белые, неотличимые друг от друга. От голода свело живот, и он затолкал в себя половину бутерброда, купленного в вагоне-ресторане. Несмотря на длинные кальсоны, два свитера, шарф и пальто, Мартин дрожал от холода. Чтобы отвлечься, он пытался читать газету, которую кто-то забыл на соседнем сиденье. Кричащий заголовок:
Выкатываясь на перрон, поезд лязгал, свистел, скрипел и наконец затих, внутри у Мартина всё так болело и переворачивалось, что ему очень хотелось сложиться пополам.
Он вышел одним из последних, окинул взглядом толпу и почувствовал, как в груди растёт паника. От людской массы отделилась фигура и пошла ему навстречу. На ней была длинная шуба с поднятым, как у русской княгини, воротником, а шапки не было, несмотря на минус пятнадцать. В лице появилось что-то незнакомое, и, приближаясь к ней, он подумал о разбившейся кофейной чашке, которую очень аккуратно склеили.
Он её обнял. Они долго стояли и молчали.
– Я больше не уеду, – пробормотал Мартин, уткнувшись в её волосы. Он не знал, правда это или нет, но чувствовал, что это правильные слова.
– О’кей, – ответила Сесилия. – Хорошо.
18
Факультет психологии, прямоугольный колосс из красного кирпича, олицетворял борьбу между честолюбием и самоуничтожением, это был архитектурный образ внутреннего конфликта обитающих здесь студентов. Центром и доминантой здания служил широкий просторный светлый двор, но аудитории были тесными и душными. На огромных окнах висели специально заказанные шторы с узором, вытканным из букв
Сидя в одном из этих маломерных классов, Ракель Берг тщетно пыталась сосредоточиться на мелькающих на экране слайдах о психометрических тестах. Кто-то поднял руку и поинтересовался, будет ли это на экзамене. Ещё кто-то спросил, нельзя ли разослать всем презентацию по почте. Та, которая спрашивала об экзамене, снова подняла руку, чтобы рассказать, что у директора социального дома для пожилых, где она работает, явно имеются все черты психопата. Тетрадь Ракели осталась чистой.
Вместо учёбы, Ракель занялась поиском сведений об авторе