Собрание сочинений

22
18
20
22
24
26
28
30

– Итак, ты собираешься обсудить это папино пятидесятилетие, да? – сказал он и, когда Ракель покачала головой – о предстоящем дне рождения она забыла начисто, – искренне удивился, как будто другой темы для разговора и быть не могло.

Несколько дней она обдумывала, как всё изложить, и решила, что лучше всего поговорить наедине в каком-нибудь спокойном месте. Методично, без эмоций, стараясь не слишком его обнадёживать, она перечислит все пугающие параллели между романом и реальностью, представит ситуацию как невероятную и очень странную возможность выяснить всё и докопаться до правды.

– Я прочла одну книгу, и мне кажется, что она о нашей маме, – слова прозвучали так, как будто были записаны заранее и она просто включила воспроизведение.

– В каком смысле? – Элис уставился на неё с таким недоверием, что Ракели захотелось сорвать и растоптать эти его ненужные очки.

– Мне кажется, что писатель знаком с мамой и главную героиню списал с неё.

– Понятно…

Теперь он хотя бы присел на ступень школьной лестницы, подстелив выуженную из полотняной сумки газету «Метро». Ракель села рядом на холодный камень. Она решила молча ждать, пока Элис что-нибудь скажет, между сестрой и братом Берг повисла тишина.

– Почему ты так решила? – сказал в конце концов Элис. По части выдержки он ей всегда уступал.

Все её заготовки исчезли. Вместо слов она протянула ему книгу в качестве физического доказательства, и он осторожно листал её от одной загнутой страницы до следующей, задерживаясь взглядом на обведённых кружком абзацах и комментариях на полях. Ракель пересказала сюжет в общих чертах – случайная встреча, влюблённость, назревающий разрыв, попытки рассказчика удержать любимую, противоборство, желание узнать правду и, как следствие, неизбежный конец, – а потом перешла к подробностям, каждая из которых сама по себе ни на что не указывала, но если свести их воедино, то вырисовывался хорошо знакомый силуэт. Марафон, перечисляла Ракель, тщательно избегая смотреть брату в глаза, многоязычие, начитанность, жизнь за границей, связь с Эфиопией, подвеска.

Элис ни разу не перебил её, он сидел, глядя в землю, курил сигарету за сигаретой и нервно рвал крышку пачки своих «Лаки страйк».

– Но с тем же успехом это может быть случайность, – закончила Ракель.

– Нет, всё звучит разумно. Сколько человек могут разговаривать на этом, как он называется…

– Амаринья?

От замечания, что на амаринья говорят двадцать миллионов эфиопов, Ракель удержалась. Вместо этого она произнесла:

– Возможно, всё это выдумано.

– Но зачем кому-то такое выдумывать? Для просто выдумки это очень странно.

– Что ты имеешь виду?

– Это же чистый рандом. Зачем заставлять придуманную героиню говорить на амаринья?

– Возможно, чтобы дать понять, как много важных вещей о ней знает рассказчик.

– Но почему именно амаринья? Почему не что-нибудь другое? О’кей, наверняка найдётся пара тысяч белых людей, говорящих на амаринья, миссионеры там или ещё кто-то. Но сколько из них при этом бегают марафон и учат греческий? Это настолько надуманно, что должно быть правдой. – Он провёл пальцем по корешку книги.