Собрание сочинений

Ракель проигнорировала его замечание.

– Ещё я помню, что ты рассказал мне и Элису о том письме. Что мама ушла и оставила письмо. Я тебя о нём недавно спрашивала.

– К чему ты всё это говоришь?

– Что она написала?

– Ракель, это было пятнадцать лет назад. Кажется, я уже говорил, что не помню. Письмо было коротким. Она написала, ну… не знаю. Что она уходит.

Дочь молчала так долго, что он успел бы сходить на кухню и сделать бутерброд. Он не ел ничего, кроме закусок на вчерашнем фуршете. Ему хотелось как-нибудь вернуть разговор в привычное безопасное русло, но ровно в тот момент, когда он собрался спросить что-нибудь о предстоящей выставке Густава, Ракель снова взяла слово:

– Почему ты не попытался найти её?

Мартин пожал плечами, но понял, что движение неверное и потянулся за чашкой, чтобы его замаскировать. Снова откашлялся. Что-то с горлом, возможно, он простудился.

– Я пытался заявить о её исчезновении, – произнёс он, – но полиция не стала этим заниматься, потому что она ушла «по собственной воле», если я правильно помню формулировку.

– Я спрашиваю не об этом. Мне интересно, почему ты её не искал?

– Где бы я её искал? С чего я мог начать? Ориентироваться было не на что. Она хотела, чтобы её оставили в покое. Такое нужно уважать.

– Каждый, кто уходит, хочет, чтобы его нашли, – ухмыльнулась Ракель и отшвырнула альбом в сторону. – Этого нельзя не понимать.

– Но что я мог сделать?

– Я этого не знаю. Это не я была на ней жената.

– Это ни к чему бы не привело. Сесилия была упряма как чёрт. И всегда поступала как хотела.

– А ты просто принял это? Просто оставил всё как есть?

Мартин сложил руки так, как делал это, когда хотел, чтобы его слова дошли до какого-нибудь особо буйного писателя или до его собственных буйных детей – как дирижёр перед оркестром, – но сказать ничего не смог. Голова была пуста, а открытый рот так и не издал ни звука. Руки снова повисли.

– Такое впечатление, что ты был доволен тем, как всё сложилось. – Ракель говорила тихим глубоким голосом. – Тебя всё вполне устраивало, и в её возвращении ты был, в общем, не заинтересован. – Она сидела на диване, ровно держа спину, скрестив ноги и обхватив руками колени. Руки напряжены, костяшки пальцев побелели. Она смотрела на него в упор и не мигая. Глаза – карие, как у него, как у Аббе, как у моряков и докеров из семьи Берг.

– Ракель, я сегодня спал четыре часа. – На самом деле не меньше девяти. – И мне хочется допить кофе, пока меня не обвинили в ещё каких-нибудь грехах.

Его дочь встала, не сказав ни слова. Вышла в прихожую, раздался хлопок входной двери и постепенно затихающий звук шагов на лестнице.